Ольга Горовая - Бабочка

- Но как? - я шипела.

И Катя подвинула ближе мою чашку, ясно дав понять, чтоб я пила. Еще и мед дала, который заставила Костю купить по дороге. Я мед не особо любила, но сейчас прислушалась к подруге. Голос звучал как простуженный.

- Что мне делать? Как управлять этим всем? Как в университет ходить? Не могу себе представить, - отчаянно призналась я.

Сережа был всем для меня. Моей опорой и осью всей моей жизни. Особенно в последние пять лет. Я не решала, по сути, никаких вопросов, кроме того, чем бы улучшить свой или его день? Что бы приятного сделать для нас обоих? Жила и радовалась. Точно, как “бабочка”. И не могла теперь сложить “два плюс два”, не понимала, с какого бока браться за планирование и как ухватить рукам свою жизнь, вдруг полетевшую в неуправляемый крен.

- У вас есть какие-то управляющие? Его помощники здесь? - уточнил Костя, который больше привык отвечать и за себя, и за сестру.

- Есть, - я отпила чай и постаралась собрать вязкие мысли. - Есть директор в турфирме. Заместитель Сережи в офисе. Есть еще нотариус или адвокат, не помню точно. Мне Сергей всегда оставляет его телефон, когда уезжает.

Костя оживился.

- Скорее всего, это его доверенное лицо и он в курсе того, что и как устроено в ваших делах. С ним и стоит в первую очередь решить, как поступать дальше. Не пугайся, - Костя посмотрел на меня настороженно, но решительно продолжил. - Я уверен, что он не исключал такой вариант, и не мог не подготовить все на случай, если… Что-то произойдет.

Друг закончил неопределенно. Но пауза повисла просто оглушающая. И у меня руки задрожали. И я, и Катя поняли, на что Костя намекал.

Не хотела думать о подобном! Даже в мыслях не могла допустить, что Сережа мог серьезно пострадать. Что мог… не вернуться. Погибнуть. Не представляла, как тогда сама сумею дальше жить? Ради чего? Все мои мысли и планы на будущее были связаны лишь с ним.

- Хочешь, можем завтра вместе к нему поехать? - видя, что я молчу, спросил друг.

Катя начала активно поддерживать, слишком уж рьяно кивая:

- И я с вами!

Все же, пусть не сразу, но я заставила себя собраться. Допила чай, так и не сказав ни слова, только кивнув в ответ на предложение Кости. Спрятала лицо в ладонях, уперев локти в стол. И попыталась как-то медленно и постепенно, по крошечной мысли, по шажочку, уложить это все внутри себя. Меня вынуждала и подталкивала к этому одна единственная мысль и понимание: Сергей точно не хотел бы, чтобы я доводила себя до такого состояния. Не перенес бы, если бы увидел меня сейчас. Сразу бы начал себя корить и считать виноватым.

Нет, я не хотела верить, что с ним случилось непоправимое. Я верила в Сережу. Доверяла его слову, данному мне давным-давно. Больше цепляться моему убеждению было не за что, и я мысленно ухватилась за его клятву: вернуться ко мне всегда, несмотря ни на что. Он всегда заботился обо мне и был моей опорой. А сейчас, похоже, пришел мой черед стать опорой для него здесь, что бы ни случилось там. Сережа велел мне оставаться здесь. Он рассчитывал, что я послушаю и сумею со всем справиться. А значит, не имела права подвести любимого.

ГЛАВА 20

Сергей

через неделю

Приземлились. Прошел контроль и таможню. Пропустили без задержек, хотя, реально не понимаю, как они не ощущали мандраж и тремор, который сотрясал каждую мою мышцу. Давно научился “держать лицо”, конечно, в любой ситуации. А уж после всего, случившегося за эти дни, так и подавно. И все же, внутри просто лихорадило. Колотило, будто в первой молчаливой и озлобленной драке на зоне ночью.

Багажа не было. Небольшой рюкзак. И за мной сейчас ничего не было. Человек без прошлого. Пустота за спиной. Все, что было там, в теперь уже не родной стране, оставил Калиненко и Филатову. Мне оно не надо. Более ценным сокровищем обладаю. Надеюсь, по крайней мере, на это. Да и помогли они мне без подстав, все по-честному сделали. И потом, я понимал, что им еще расплачиваться с тем, кто взял на себя убийство Сидоренко. А это - по чести - мой долг, пусть я и не виновен.

Интересно все вышло. С такого я начал свой путь в этом мире, подобным же и закончил. Во всяком случае, надеюсь на то, что поставил жирную точку на всем.

А теперь торопился домой, к своей Бабочке. И в тоже время, испытывал мандраж. Понятия не имел, как она пережила эти десять дней и что делала. Что-то слышала или нет о происходящем в нашей стране?

Даже не помню, как такси до дома довезло. Понял, что стою на крыльце перед подъездом и смотрю на наши окна, запрокинув голову. Погода влажная, моросит, оседает на волосах мелкими каплями. Кажется, в аэропорту тоже моросило, но я не помнил точно, не обращал внимания. А тут, словно только в себя и пришел. Проснулся.

Зашел, поздоровался с соседями, которые прошли мимо меня, куда-то торопясь. Они ответили. Все обыденно, привычно. Словно не происходило ничего. Резануло по нервам на контрасте. Еще больше внутри затрясло. Пешком поднялся на наш этаж. Позвонил. Но никто не открыл.

Тогда я вытащил ключи и зашел. Вдохнул полной грудью. Точно. Дома. Здесь пахло ею. Бабочкой. Я замер на пороге, едва закрыл дверь. Закрыл глаза, пытаясь надышаться этим запахом. Уюта, чистоты, своей любимой девочки. Словно этим мог очистить, смыть все, что осталось за спиной.

И только потом посмотрел на часы. Одиннадцать утра. Света, наверное, на парах.

Прошел по дому, на всякий случай, проверил. В гостиной ничего не изменилось: рассыпаны тетради и папки, какие-то бумаги и брошюры, книги. Бабочка готовилась к экзаменам и защите. В спальне залип. Сдвинуться не мог, настолько сильно ее рядом ощутил. И, черт возьми, как же мне ее не хватало! Сейчас эта нужда будто кислотой внутри разлилась. Но я не торопился, впитывал каждую мелочь. И казалось, что Света за дверью, только вышла.

Моя подушка лежала странно. Я не понял поначалу, почему Света ее посреди кровати кинула. И только потом дошло. Зубы сжал. Втянул воздух. Вину ощущал за каждую ее печаль и малейший дискомфорт. И вполне себе представлял, как ей было одиноко и страшно, понимал, что заставило в обнимку с моей подушкой спать, и в моей же майке, брошенной сейчас поперек одеяла.

Вышел из спальни, “на всякий пожарный” всю квартиру обошел, а на кухне рассмеялся. И такую любовь к ней почувствовал, что вину убрала. Как-то легче стало. Покрутил в руках свою кружку с уже едва теплым кофе. Отпил. Да, для меня делала, без сахара. Интересно, каждый день новый ставила, когда уходила на пары? Надеялась?

Взял с тарелки тост с маслом и откусил, наплевав, что подгоревший. Знал, что эти - лучшие, из того, что девочке моей удалось сварганить утром. Бабочка моя, к готовке вообще наклонности не имела. Или я ее разбаловал, на корню погубив все, что Динка когда-то дочери привить пыталась. Света каждое утро умудрялась хлеб пережарить самым современным тостером. До угля по краям. Мне самые светлые отдавала. Себе хуже брала. Я ругал ее, чтоб гадость не ела, и выбрасывал. Ходил в пекарню в соседнем доме, покупал сдобу. Или заранее, с вечера, когда с работы ехал, заезжал в ее любимое кафе и покупал на утро что-то.