Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

равно драло от сухости. От не сказанных слов. Одного слова.

Не переспал ни с одной шлюшкой… Точно. И шлюшки эти достали. Как будто у него на лбу что-то такое написано. Лезут,

цепляются, как репей, проходу не дают.

Бабы — дуры…

Гергердт поднимается в спальню, сдирает с себя вещи. Садится на смятую постель.

Олька. Привычно выныривает непонятно откуда. Трется о ногу. Кружит, ласкается. Слегка кусает за ладонь, рассчитывая на

внимание.

— Уйди, — отгоняет ее, как обычно, а она не уходит. Приподнимается на задних лапах, демонстрируя желание запрыгнуть

ему на колени. — Сволочь ты. Совсем обнаглела, — ругает Гера, но берет кошку на руки, треплет мягкую шерсть.

Откидывает одеяло, позволяя Оле забраться в постель.

Шаурина первая, с кем поговорил за эти дни. Ванька звонил пару раз, он не взял трубку. Не потому что не хотел именно с ним

разговаривать, нет. Ни с кем не хотел говорить. Не мог. Вымотался. Как будто сделал последний в своей жизни

нечеловеческий рывок.

Сделал. Он рванул, оторвал Дружинину от себя, потому что так надо. Не нужно было быть к ней так близко, чтобы потом не

было так больно, но по-другому не смог. Но и не жалел ни о чем. Повторил бы все заново. И еще раз оторвал. И еще раз…

Не мог находиться в своей квартире, потому что все тут напоминало о Раде. Каждая вещь, каждая мелочь. Абсолютно все

напоминало о ней. А теперь она ушла, и у него не стало дома, потому что его квартира — ее дом. И даже кошка стала ее. Всю

неделю находился где угодно, но только не здесь. И тронуть ничего не смел. Как он это тронет, куда денет... Невозможно. И

на Майорку не уедешь, там ждет то же самое. Повсюду ее вещи — застывшие напоминания об их недолгой красивой

совместной жизни.

Знал, что без нее будет тяжело. Но не представлял — насколько.

Сегодня до одури захотелось спать в своей кровати, на своей постели. Припасть к подушке, которая еще хранит запах Ее

волос. Ее духов.

Не думал, что будет вот так сходить с ума. По-настоящему. Она писала ему сообщения. Рвала на части душу и сердце. А ему

казалось, он слышит, как она это говорит. Кричит она!

Ее голос — у него в голове.

Сказал Шауриной, что пишет Рада, а она уже перестала.

До этого вся неделя — как один день. Будто время остановилось. Перестала Радка писать, и отсчет пошел. Три дня, как не

пишет.

Поздно ночью Гергердт берет сотовый и набирает одно сообщение. Одно слово.

«Люблю» .

Потому что устал. Он смертельно устал быть без нее.

fima11.11.2015 18:43 » Глава 27

Я – барский пес, интеллигентное существо,

отведал лучшей жизни.

Да и что такое воля?

Так, дым, мираж, фикция...

Бред этих злосчастных демократов...

«Собачье сердце»

— Кофе?

— Да, — кивает Рада, усаживаясь на высокий стул.

Бармен Анатолий ставит перед ней эспрессо, услужливо улыбается и поглядывает в сторону дверей.

Дружинина не сомневается: Артёму уже передали, что она здесь.

Ему и позавчера наверняка сообщили, что она приходила. Появилась в баре «Эгоиста» ровно в девять вечера, выпила

чашку кофе и ушла. Вчера не пошла, пропустила день. Пришла сегодня, снова получила свой эспрессо. Правда, Анатолий

какой-то чересчур медлительный…

То, что Гергердт уже находится в зале, Рада узнает раньше, чем он подходит к ней. По острому взгляду бармена,

брошенному куда-то ей за спину, и его внезапно напрягшимся плечам; по твердым и размашистым шагам, и по аромату

«Авентуса», забившему вскоре все остальные запахи.

— Что это за салочки такие? — без приветствия, без вступительных слов.

Он не растерян, не рад. Он, кажется, зол. Черные глаза горят знакомым ревностным недовольством. Гера не делает

попытки сесть рядом с ней.

— А ты меня вчера ждал? — Отпивает глоток кофе, сжимает губы, растирая на них помаду, будто готовится красиво

улыбнуться. — Ждал, Гера? — улыбается. У самой сердце колотится как бешеное, прыгает где-то у горла, мешает

вздохнуть.

— А ты кофе пришла попить? — спрашивает, но не ждет ответа.

Крепко и немного грубовато хватает ее за запястье, дает возможность поставить чашку, снять сумочку со спинки стула и

тащит вон из зала. На какой-то миг Раде вспоминается, как он вот так же тащил ее из клуба на улицу. Сейчас, кажется,

наоборот.

Да, он уже ведет ее по служебному коридору в кабинет. Они не идут — несутся.

Гергердт распахивает дверь, вталкивает Раду внутрь, заходит сам и запирается. Не хочет быть грубым, но так невольно

получается. Резкость в движениях лишь от остервенелого желания оказаться с ней наедине. Не может он находиться рядом

с Дружининой на людях. Стоять рядом с ней, смотреть, сидеть, разговаривать, беседовать, премило улыбаться... Не

собирается! Ему срочно нужно туда, где прижмет к себе до немоты в руках, потому что не хватает ее как воздуха. Отравлен

одиночеством. Отравлен недельным молчанием.

— Зачем пришла? — так же резковато спрашивает Артём, хотя на самом деле этот вопрос тоже не требует ответной

реплики. Не поговорить ее сюда приволок.

Рада смеется дрожащим смехом, опирается спиной на дверь, прижимает раскрытые ладони к гладкой прохладной

поверхности. И все задушенно хохочет, не в силах с собою справиться. Дурацкая улыбка растягивает губы.

— Люблю, — выдавливает из себя. — Люблю! — кричит, а вдруг он слышит, не понимает, потому что сначала ее

улыбающиеся губы произносят что-то нечленораздельное. — Гера, ну что же ты стоишь, я так соскучилась… — выдыхает и

вся прижимается к двери. Спиной, плечами, затылком.

Так кружится голова от безрассудного веселья. Что, наконец, пришла к нему, что сказала заветное слово, раньше кажущееся

совсем потерянным, потому что пропала его ценность, утратился живой творящий смысл. То самое слово, которое столько

лет боялась произносить и не думала, что скажет когда-то вслух. Любовь осталась в прошлой жизни. Вместе с планами на

будущее, безграничным доверием и верой в человечность. Гергердт не вернул ей ту любовь, скомканную и выброшенную как

мусор, он подарил ей новую жизнь.

Она радуется, что он своей высокой широкоплечей фигурой загораживает слабо светящуюся настольную лампу, и это не

дает видеть его лицо — как оно меняется. У самой все плывет. Но если бы видела, закрыла глаза. Хоть на пару секунд. На

секунду. Позволяя Артёму остаться наедине с ее признанием. Она бы не смотрела на него, даже если бы могла, боясь

увидеть что-то тайное и запретное. Ей тоже нужна эта секунда. Для вздоха. Чтобы только слышать, как со стоном и скрипом

сталкиваются их миры.

И вмиг пропадает ее веселье, скатывается оно враз волной. И подышать бы, подышать… Но воздуха не осталось. Вдохнуть