Александр Янов - Россия и Европа-т.3

Проблема со всеми этими утверждениями лишь одна. Поскольку

Пичета В.М. Ю.Крижанич, экономические и политические его взгляды. Спб., 1901. С. 13.

Цит. по: Ключевский В.О. Т. 3. С. 261.

Назаров М.В. Тайна России. М., 1999. С. 488.

Там же.

Нарочницкая Н.А. Цит. соч. С. 130. 21 Янов

их авторы не могут привести в подтверждение своей правоты ни еди­ного факта, читателю приходится верить им на честное слово. К несчастью для них, один единственный факт, приведенный В.О. Ключевским, не оставляет от их рассуждений камня на камне. Оказывается, что оракулом Московии в космографии был Кузьма Индикоплов, египетский монах VI века, полагавший землю четырех­угольной 46. Это в эпоху Ньютона - после Коперника, Кеплера и Галилея!

Какое уж там, право, «всестороннее развитие»? Какой Третий Рим? Какая «историософская столица мира»? Скорее уж, согласи­тесь, нечто подобное «небытию», упомянутому канцлером Головкиным. Мудрено ли, что так безжалостно отверг Петр эту «чер­ную дыру» с ее четырехугольной землей?Результаты следующего «выпадения» (во второй четверти XIX века) были не лучше. Но поскольку «загадке николаевской России» целиком посвящена вторая книга трилогии, останавливаться здесь на них подробно нет, пожалуй, смысла. Я мог бы разве что сослаться на известную резолюцию тогдашнего министра народного просвеще­ния Ширинского-Шихматова, запретившую в России преподавание философии (обоснование было вполне достойно Кузьмы Индикоплова: «польза философии не доказана, а вред от неё возмо­жен» 47.Но сошлюсь лишь на приговор, вынесенный николаевской России одним из самых лояльных самодержавию современников, известным историком М.П. Погодиным: «Невежды славят её тишину, но это тишина кладбища, гниющего и смердящего физически и нрав­ственно. Рабы славят её порядок, но такой порядок поведет страну не к счастью и славе, а в пропасть» 48. О конечных результатах послед­него по счету «выпадения» говорить не стану: мои современники знают о них по собственному опыту.

А вывод из всего этого какой же? Нет, не жилось России без Европы, неизменно дичала она, впадала в иосифлянский ступор и

Ключевский В.О. Цит. соч. Т. 3. C.296.

Никитенко А.В. Дневник: в 3 т. М м1950. Т. 1. С. 334.

Погодин М.П . Историко-политические письма и записки. М., 1974. С. 259.

\

«тишину кладбища» (сегодня мы называем это стагнацией), будь то в XVII веке, в XIX или вXX. Увы, прозрение Герцена никого в его время не научило. Не научило и поныне. Во всяком случае не мешает оно какому-нибудь православному хоругвеносцу вроде Александра Дугина бросать в молодежную толпу самоубийственный лозунг «Россия всё, остальные ничто!».

Молодежь, конечно, не знает о страшных «репетициях» отторже­ния от Европы, которым посвящена трилогия, но Дугин-то знать обя­зан, интеллектуал вроде бы, на европейских языках читает. А вот не страшится, что в один несчастный день сбудется предостережение Герцена, традиция «долгого рабства» и впрямь победит своих сопер­ниц, страна снова нырнет в трижды изведанную бездну - и не вынырнет. Не найдется у неё ни нового Петра, ни нового Александра II, ни даже нового Горбачева.

Я, впрочем, говорю здесь об этом лишь для того чтобы объ­яснить, почему в знаменитом споре 1859 года о будущем России между Герценом и Б.Н. Чичериным (который верил в линейный, европейский сценарий политического развития России) я безуслов­но на стороне Герцена. В отличие от оппонента, угадал он в роковой непоследовательности реформ Александра II в 1860-е угрозу очеред­ного «выпадения» страны из Европы.

^ Глава одиннадцатая

Россиябез Стал и н а ?

Опять ведь уподобилась тогда она Европе - и опять не посмела стать Европой. Несмотря даже на то, что было это в ту пору так возможно, так естественно, как никогда, - и совсем другой доро­гой могла бы в этом случае пойти российская история-странница. Просто потому, что не на улице разыгрались бы при таком повороте событий политические баталии, а на подмостках народного предста­вительства, как по общепринятым в Европе 1860-х правилам, дела­лось это там.

И не состоялись бы в этом случае ни 1905-й, ни 1917-й. И разоча­рованный Ленин отправился бы себе в Америку, как намеревался он

еще за год до Октября. И не взяли бы в России верх коммунисты. И не пришел бы, стало быть, на антикоммунистической волне к власти в Германии Гитлер. И не возник бы Сталин. И не было бы ни великой войны между двумя тиранами, ни новой опричнины, ни нового исто­рического тупика столетие спустя.

Можете вы представить себе Россию без Сталина?

одна загадка

Глава одиннадцатая Последний спор

А ведь зависело всё в ту пору от малости. От того,

предпочтет ли тогдашняя Россия остаться единственным самодер­жавным монстром в сплошь уже конституционной Европе. Ведь даже такие диктаторы, как Наполеон III и Бисмарк, предпочли тогда кон­ституцию. Самодержавие было окончательно, казалось, скомпроме­тировано николаевской «тишиной кладбища» и постыдной крым­ской капитуляцией. Под напором либералов рухнул первый и самый страшный столп наследия Грозного царя, трехсотлетнее порабоще­ние соотечественников. Начиналась эра новой европеизации России. Как сказал один из ораторов на банкете, организованном К.Д. Кавелиным 28 декабря 1857 года: «Господа! Новым духом веет, новое время настало. Мы дожили, мы присутствуем при втором пре­образовании России»[197].

Что же помешало ей тогда расстаться и с остальными столпами иосифлянского наследия? Ведь все козыри шли, казалось, в руки. И все-таки не сделала тогда решающего шага Россия, единственного, как оказалось, способного избавить её и от раскола страны на мос- ковитскую и петровскую, и от уличного террора, и от цареубийства. И от Сталина. Почему? Перед нами одна из самых глубоких загадок русской истории. (В трилогии я пытался очень тщательно в ней разо­браться.)

Может, помешало упрямство императора? Но ведь Александр II в бытность свою наследником престола был одним из самых твердока­менных противников отмены крепостного права. И тем не менее в необходимости крестьянской реформы убедить его удалось. Нет

слов, главную роль в этом сыграла общественная атмосфера, соз­данная тем, что я называю «либеральной мономанией» (и о чем мы еще поговорим дальше). В той атмосфере выступить против отмены рабства было все равно, что публично объявить себя дикарём, наследником николаевской «чумы», как, по свидетельству Ивана Сергеевича Тургенева, воспринималось тогда в России «выпадение» из Европы. Суть, однако, в том, что императора всё-таки переубедили.