Александр Янов - Россия и Европа- т.2

Там же, с. 379.

Там же. (Выделено мною. — АЯ.)

Там же, с. 380.

Там же.

Глава четвертая «Процесс против рабства» Похвальное слово! 213

коррупции

И тем не менее Миронов совершенно уверен, что «прагматич­ный и консервативный Николай I сделал в конечном счете для об­щества больше, чем его брат — возвышенный, либеральный и мис­тически настроенный Александр I». 68И аргументация его уже знако­ма читателю: «За 1826—55 гг. было принято 30 007 законодательных актов о всех категориях крестьян, в том числе 367 о помещичьих крестьянах — это почти в 3 раза больше, чем в предшествующее царствование». 69Увы, и здесь для Миронова официальная отчет­ность важнее реальности.

Похвальное слово

КОРРУПЦИИТут бы самое время и пе­рейти к заключительному аргументу Мироно­ва, к его, если можно так выразиться, обвинительному акту про­тив русского крестьянства. Но прежде придется нам разобраться с еще одним сюжетом, который слишком важен, чтобы его игно­рировать.

Пора уже, кажется, обобщить, кого в русской истории не любит наш «восстановитель баланса» и кого любит. Не любит он декабрис­тов, диссидентов, Александра I, крестьян, классиков русской лите­ратуры и примкнувшую к ним либеральную историографию. А лю­бит прагматичного Николая, Официальную Народность, консерва­тивных нацибналистов и бюрократические отчеты. Чего мы, однако, еще не знаем, зто что любовь его к русской бюрократии простира­ется и до оправдания чудовищной коррупции, достигшей в царство­вание прагматичного Николая своего апогея.

Читатель, надеюсь, помнит, как честил Миронов литературных классиков за то, что они, по его мнению, «намеренно преувеличи­вали недостатки русской бюрократии», поскольку это был «способ борьбы образованного общества с самодержавием, которая актив­но началась при Николае I». 70

Б.Н. Миронов. Цит. СОЧ.,Т. 2, с. 217.

Там же.

Глава четвертая «Процесс против рабства»

Там же, с. 173.

Сам он, в противоположность классикам, полагает, что «хотя русский чиновник не вполне соответствовал идеальному типу чи­новника, который подчиняется только законам и действует невзи­рая на лица... русская бюрократия развивалась именно как право­мерная». 71Надо полагать, обозначает он этим странным термином нечто близкое к праву. Так он сам, впрочем, и говорит: «Первый тип правового государства назовем правомерным». 72Другими слова­ми, николаевская бюрократия, на которую из откровенно корыст­ных, как полагает Миронов, побуждений, ополчились классики рус­ской литературы, была, оказывается, элементом правового госу­дарства, пусть и «первого типа»,И вдруг, словно бы в опровержение собственного тезиса, посвя­щает он целую подглавку взяткам. Зачем, спрашивается, ему это по­надобилось? Причем, подходит он к делу очень серьезно, начиная с определения: «Взятка отражала традиционный, патриархальный характер государственной власти, пережитки которого в народной среде сохранялись до начала XX века». 73Что «отражала» взятка в XX и в XXI веке, автор, впрочем, не объясняет: не его епархия.И примеры коррупции приводит Миронов в высшей степени вы­разительные. «В.В. Барви (Н. Флеровский) утверждал, что прави­тельство намеренно смотрело на взятки сквозь пальцы, чтобы иметь в руках... систему контроля за работой бюрократического ап­парата: давая чиновникам содержание, недостаточное для сущест­вования, оно вынуждало к взяточничеству, что делало их заложни­ками в руках начальства». 74Это в правовом-то, виноват, «правомер­ном» государстве.Другой пример еще ярче. «На существование своеобразной круговой поруки между чиновниками-взяточниками указывает и М.А. Дмитриев:

„Мало-помалу усовершенствовались взятки в царствование Николая Павловича. Жандармы хватились за ум и рассудили, что чем губить людей, не лучше ли с ними делиться. Судьи и прочие, иже во власти

Там же, с. 149. там же, с. 114. Там же. с. 167. Там же, с. 165.

суть, сделались откровеннее и уделяли некоторый барыш тем, кото­рые были приставлены следить за ними; те посылали дань выше, и таким образом все обходилось благополучно"». 75 Не надо искать здесь скрытого сарказма, все эти примеры приводит Миронов, как говорится, на голубом глазу, пытаясь защитить рус­скую бюрократию от несправедливых, как он полагает, «преувели­чений» литературных классиков. Именно поэтому грех было бы опу­стить еще один приведенный им пример, который настолько напо­минает проделки чиновников из «Губернских очерков» Щедрина, что различить их крайне затруднительно.

Речь о судебном чиновнике, который «брал по равной сумме у обоих соперников, и обе в запечатанных конвертах, и говорил каж­дому, разумеется, особо и наедине, что в случае неудачи он пакет воз­вратит в целости. При слушании дела он сидел сложа руки. Дело на ка­кую-нибудь сторону, наконец, решалось. Проигравший процесс при­ходил к нему с упреками; а он уверял, что хлопотал за него, да сила не взяла, и, как честный человек, возвращает его пакете деньгами». 76

Журнал «Русская старина» был в 1880-90-е полон таких — и почище — историй. Приведу лишь одну — о знаменитом в никола­евские времена пензенском губернаторе Панчулидзеве.

«Приезжает в Пензу инкогнито сенатор с ревизией. Нанял извозчика и велел везти себя на набережную. И тут между ними произошел за­мечательный диалог.

— На какую набережную?

—Да ^азвеувас их много? Одна ведь только, туда и вези.

—Да никакой нету у нас набережной. Оказалось, что на бумаге строилась она уже два года и десятки ты­сяч рублей были на неё истрачены, и все, естественно, оказолись в кармане у Панчулидзева»? 7 Ну, что тут, спрашивается, нужно было литераторам «намеренно преувеличивать», если реальность была красочней любой выдум­ки? Миронов, однако, не желает дать русскую бюрократию в обиду. «Напрашивается, — пишет он, — парадоксальный вывод: взятка вы-

Там же. Там же, с. 115.

«Русская старина», 1880, июнь, с. 42.

подняла полезную социальную функцию — помогала чиновникам, которые в массе были небогатыми людьми, справиться с матери­альными трудностями и заставляла их хорошо работать, чтобы уго­дить начальству и обществу». 78Вот зачем, оказывается, понадоби­лась ему подглавка о взятках. Чтобы подчеркнуть: до такой степени все «нормально» было в николаевской империи, что даже и взятки были там «органичны и необходимы».

С другой стороны, однако, если Панчулидзев со своей фиктив­ной набережной выполнял в этой империи полезную социальную функцию, то зачем, скажите, обижать Гоголя с его городничим?

Так или иначе теперь, наконец, становится понятно, почему так агрессивно напал Миронов на русских писателей николаев­ской эпохи. Просто он государственник. И любая критика само­державного государства, пусть даже критика его развращенной бюрократии, представляется ему, употребляя его собственное выражение, неправомерной. Отсюда анекдотическое оправда­ние коррупции. Отсюда же, как мы сейчас увидим, и оправдание крепостного права.