Роберт Грин - 48 законов власти

Брагадино свысока разговаривал с сомнева­ющимися, но удостоил их ответа. Он сообщил, что на монетном дворе города им уже размещены значительные объемы таинственной субстанции, с помощью которой он получал золото. Он мог бы использовать всю субстанцию разом и получить количество золота, превышающее исходную субстанцию в два раза. Однако чем медленнее идет процесс, тем большее количество золота можно получить. Если не мешать процессу идти семь лет, вес золота превысит исходное количество субстанции не менее чем в 30 раз. Многие сенаторы были согласны ждать столько, сколько укажет Брагадино. Но другие возмутились: еще семь лет терпеть этого господина, что живет за их счет, как король, ни в чем себя не ограничивая! Так же были настроены и рядовые граждане Венеции. В результате враги алхимика потребовали, чтобы он продемонстрировал доказательства своих слов: пусть производит столько золота, сколько сможет, да поскорее.

Надменно, явно оскорбленный сомнениями в его искусстве, Брагадино ответил: «Венеция своим нетерпением предала меня и будет поэтому наказана, а я считаю себя свободным от обязательств». Он уехал из города, сначала в Падую, затем, в 1590 году, в Мюнхен по приглашению герцога Баварского, который, как и жители Венеции, знавал дни богатства и славы, но был расточителен и разорился, а теперь мечтал вернуть состояние с помощью алхимика. Брагадино запросил не менее выгодные условия, чем в Венеции, и вся ситуация повторилась в точности.

Похороны львицы

Супруга Льва скончалась.

Всё вдруг заволновалось, заметалось,

К царю летят со всех сторон

Слова любви и утешенья.

Весь двор в слезах от огорченья.

А царь — оповестить повелевает он

О том, что похороны вскоре.

В такой-то день и час быть всем, кто хочет, в сборе,

Чтоб видеть мог и стар и мал

Печальный церемониал.

Кто хочет?

А зачем скрывать такое горе,

Когда сам царь ревет с зари и до зари,

Да так, что эхо у него внутри.

У львов ведь нет иного храма.

И следом семо и овамо

На всех наречиях придворные ревут.

Под словом

«двор» я мыслю некий люд

Веселый, горестный, а впрочем, равнодушный

Ко всем и ко всему, зато царю послушный,

Любым готовый стать, каким монарх велит,

А если трудно стать, так хоть бы делать вид,

Свой цвет менять пред ним и обезьянить даже.

Придворные точь-в-точь рессоры в экипаже!

Но мы ушли от похорон.

Не плакал лишь Олень. А мог ли плакать он?

Нет, он был отмщен. Ведь вот какое дело:

Его жена и сын — их эта львица съела.

Так мог ли плакать он? А льстец один донес,

Что слышал смех его, но не заметил слез.

А гнев царя, еще и Льва к тому же,

Как Соломон сказал, всего на свете хуже.

Но ведь Олень читать-то не привык,

И что ему до чьих-то слов и книг!

И Лев ему рычит: «Презренный лесовик!

Смеешься? Плачут все, а ты затеял вздорить!

Не буду когти о тебя позорить.

Эй, Волки, все сюда, за королеву месть!

На тризне надлежит вам съесть

Изменника!» Тогда Олень в испуге:

«Но время слез прошло! Я плакать сам готов

О вашей, государь, достойнейшей супруге.

Но я видал ее на ложе из цветов,

И я узнал царицу сразу.

Я следую ее приказу.

“Мой друг! — она рекла. — Настал мой смертный час.

Боюсь, что призовут как плакальщика вас.

К чему? Когда я там, в блаженных кущах рая,

В Элизии живу, среди святых святая.

Но царь поплачет пусть. В блаженной вышине

Его слеза отрадна мне”».

Весть мигом разнеслась повсюду.

Все в крик: апофеоз! Он был свидетель чуду!

Олень помилован, представлен к орденам.

Прельщайте лестью высших саном,

Сном позабавьте их, платите им обманом.

Немилость высшего страшна лишь дуракам.

Приманку проглотил — и другом станет вам.

Жан Лафонтен

Молодой киприот по имени Мамунья долгое время жил в Венеции, прежде чем переродиться в алхимика Брагадино. Он видел, какое уныние овладело городом, слышал разговоры о надеждах на восстановление положения. В то время как прочие шарлатаны упражнялись в мелком мошенничестве и ловкости рук, Мамунья изучал человеческую натуру. Он избрал Венецию в качестве трамплина для старта. Разработав план операции, он уехал за границу, изучил кое-какие алхимические фокусы, заработал с их помощью, а затем, вернувшись в Италию, открыл магазин в Брешии. На расстоянии, рассчитал он, аура его власти будет выглядеть более внушительно.

Прежде всего Мамунья не устраивал примитивных представлений, чтобы убедить окружающих в своих талантах алхимика. Его великолепный дворец, богатые одеяния, звон золотых монет в его руках — все это казалось неоспоримым свидетельством и перевесило бы любые доводы разума. Возникал порочный круг, который он и использовал: его очевидное богатство подтверждало его репутацию алхимика, поэтому такие господа, как герцог Мантуанский, давали ему деньги, которые позволяли ему жить в богатстве, а это укрепляло его репутацию алхимика, и так далее. Стоило этой репутации возникнуть и закрепиться — и она стала работать на него. Герцоги и сенаторы соперничали, чтобы заполучить его, и он уже не должен был прибегать к докучным демонстрациям алхимических опытов. В те времена, впрочем, людей было легко обманывать: им хотелось верить. Венециан­ские сенаторы, которые видели, как он превращает в золото простые камни, до того нестерпимо хотели верить, что не заметили стеклянную трубку в его рукаве, из которой он посыпал золотым песком лежавшие перед ним камни. Блестящий, капризный, он был алхимиком их мечты — и, ослепленные его аурой, они не замечали его незамысловатых трюков.

Такова власть фантазий, их корни у нас в душе, особенно во времена лишений и упадка. Люди редко видят, что их проблемы порождены их собственной глупостью и неверными поступками. Им необходимо обвинить кого-либо или что-либо — окружающих, мир, богов, — а тогда и спасение тоже должно прийти извне. Появись Брагадино в Венеции с детальным анализом причин экономического упадка и предложением практических шагов по выходу из кри­зиса — его бы изгнали с позором. Действительность бы­ла слишком неприглядной, меры слишком болезненными — потребовалось бы работать не покладая рук, подобно тому, как трудились предки, принесшие процветание Венеции прошлых лет. Однако фантазию — в данном случае романтику алхимии — было легко понять и бесконечно приятнее принять.

Чтобы достичь власти, вам следует стать источником удовольствия для тех, кто окружает вас, а удовольствие даст игра на человеческих фантазиях. Никогда не обещайте постепенного улучшения, к которому можно прийти в результате тяжелой работы. Вместо этого посулите луну, великое и внезапное преобразование, клад с золотом.