Роберт Грин - 48 законов власти

В обществе неизбежно определенные ценности и традиции отрываются от исходных корней и мотивов и становятся косными, реакционными. Тогда против них обязательно восстают противники реакции, порой намного опережая свое время. Кампанеллу заставили понять, что нет смысла в попытках добиться своего ценой пыток и страданий. Мученичество ничему не помогает — лучше жить и хорошо себя чувствовать, хотя бы и в закосневшем мире. Тем временем можно подыскать способ выразить свои мысли и чувства так, чтобы ваши намеки поняли только немногие избранные. Не мечите бисер перед свиньями — ни к чему, кроме бед, это не приведет.

Долгое время я не говорил о том, во что я верил, и не верил в то, о чем говорил, а если вдруг когда-либо случалось мне сказать правду, то я скрывал ее за ложью столь многословной, что истину было нелегко отыскать.

Никколо Макиавелли. Из письма к Франческо Гвичардини, 17 мая 1521 г.

Всем нам приходится лгать и скрывать наши истинные чувства, поскольку абсолютно свободное самовыражение в обществе неприемлемо, можно даже сказать, невозможно. С самого нежного возраста мы учимся скрывать свои мысли, говоря то, что от нас хотят услышать, изо всех сил стараемся не задеть, не обидеть. Большинство людей относятся к этому как к данности: имеется определенный набор идей, ценностей, которые принимают все окружающие, и оспаривать это бессмысленно. Мы верим в то, во что хотим, но, выходя из дома, надеваем маску.

Есть, однако, люди, усматривающие в подобном подчинении непереносимое для них ущемление их свободы. Они нуждаются в самоутверждении и доказательстве превосходства их ценностей и верований. В итоге, однако, их аргументы мало кого убеждают, оскорбленных же бывает гораздо больше. Ответ на вопрос, почему их аргументы не действуют, заключается в том, что большинство людей следуют своим идеалам и принципам, не задумываясь о них глубоко. Их верования опираются главным образом на эмоции: они совершенно не хотят подвергать ревизии привычный им образ мыслей, и, когда вы вызываете их на это, либо впрямую, доводами, либо косвенно, своим поведением, это их озлобляет.

Никогда не оспаривайте мнение другого человека, ибо, даже достигнув возраста Мафусаила, вам все равно не удастся убедить его отказаться от всех тех абсурдных заблуждений, за которые он упорно держится. Старайтесь также не поправлять людей, когда они делают ошибки в разговоре, с какими бы добрыми намерениями это ни делалось, ибо обидеть человека просто, но очень трудно, если не невозможно, загладить эту обиду. Если вас раздражают абсурдные замечания двух собеседников, чей разговор вам случайно довелось услышать, представьте себе, что вы слушаете диалог двух дураков в комедии. Probatum est. Если человек приходит в мир и заявляет, что он собирается учить его, этот мир, уму-разуму, должен быть благодарен своей судьбе, если ему удастся спасти свою шкуру.

Артур Шопенгауэр

Люди мудрые и рассудительные рано выучиваются тому, что можно вести себя так, как принято, и вслух произносить общепринятые мысли, но при этом необязательно в них верить. Власть, которой достигают люди, умеющие не вы­деляться, — это власть беспрепятственно думать о чем хочется, делиться своими мыслями с теми, с кем хо­тят поделиться, и при этом не страдать в изоляции и не подвергаться остракизму. Добившись положения и власти, они могут попытаться расширить круг посвященных в суть их идей. Возможно, для этого придется идти окольными путями, использовать стратегию Кампанеллы — стратегию иронии и намеков.

В конце XIV века в Испании началось преследование евреев. Их тысячами убивали, остальных изгоняли из страны. Тех, кто оставался в Испании, вынуждали принимать католичество. Но прошло около трехсот лет, и испанцы обнаружили нечто, что глубоко поразило их: многие из обращенных внешне вели жизнь католиков, но параллельно им каким-то образом удалось сохранить иудейскую веру, тайно соблюдать ее обычаи. Многие из этих так назы­ваемых марранов (первоначально — уничижительная кличка, происходящая от испанского слова «свинья») добились высокого положения на государственной службе, породнились со знатными родами, заключая браки, демонстрировали совершенно христианское благочестие — и вдруг выяснилось, что они были соблюдающими «Закон» иудеями. (Испанская инквизиция получила специальное задание очистить от них страну.) С годами они в совершенстве овладели искусством маскировки, мимикрии, добровольно выставляя на видные места распятия, делая щедрые пожертвования церквям, порой даже демонстрируя антисемитские взгляды, — всё это во имя сохранения своей внутренней свободы и веры.

Марраны знали, что в обществе имеют значение внешние проявления. И в наши дни ничего не изменилось. Стратегия проста: так же, как делал Кампанелла, когда писал свой «Побежденный атеизм», притворяйтесь, смешивайтесь с большинством, даже выступайте как ярый защитник господствующей идеологии. Если вы будете так вести себя на людях, никому не придет в голову, что наедине с собой вы исповедуете иные взгляды.

Не будьте наивны — не воображайте, будто в наше просвещенное время ортодоксальности более не существует. Джонас Салк, например, считал, что с развитием науки отомрет политика и уйдут в прошлое условности. И вот, работая над вакциной против полиомиелита, он нарушил все правила научного этикета — обнародовал свое открытие, прежде чем доложить о нем научному миру, присвоил себе честь разработки вакцины, не упомянув с благодарностью о тех ученых, которые вымостили ему дорогу к успеху, — словом, сам себя произвел в светила. Общественность, возможно, приняла бы это благоприятно, но на него обрушились ученые. Его не­уважение к канонам поведения, традиционно принятым в научном сообществе, привело к его полной изоляции, бойкоту. Он потратил много лет, чтобы ликвидировать образовавшуюся трещину и исправить отношения с коллегами.

Бертольд Брехт подвергался преследованию современной инквизиции — Комиссии Конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности — и подошел к этому с хитроумием, заслуживающим внимания. Напомним, Брехта, который во время Второй мировой войны работал в Голливуде, в 1947 году вызвали в Комиссию для дачи показаний по поводу его предполагаемых симпатий к коммунистам. Прочие писатели, вызванные туда, избрали тактику конфронтации с членами Комиссии и вели себя как можно более вызывающе с целью привлечь к себе симпатии. Брехт, однако, повел противоположную игру: он отвечал на вопросы с околичностями и экивоками, что невероятно затрудняло интерпретацию. Назовем это стратегией Кампанеллы. Брехт даже надел костюм — что было для него почти невероятно — и курил сигару, зная, что сигары являются слабостью одного из членов Комиссии. Дело кончилось тем, что он буквально очаровал членов Комиссии и был отпущен.