Роберт Грин - 48 законов власти

Большинство людей столь неистово субъективны, что ничто на самом деле не занимает их, лишь они сами. Любое сделанное кем-то замечание наталкивает их на размышления об их собственных делах, а всё их внимание поглощено и захвачено малейшим шансом перевести разговор на свою личность, сколь бы отдаленной ни была тема.

Артур Шопенгауэр, 1788—1860

Стефано является олицетворением всех тех, кто верит в торжество правосудия и благородства. Конечно, в истории известны случаи, когда обращения к правосудию и напоминания о благодарности увенчивались успехом, но значительно чаще это приводило к страшным последствиям, особенно при попытке договориться с людьми, подобными Каструччо. Стефано было ­известно, что путь князя к власти пролегал через предательство и безжалостную жестокость. Наконец, было известно, что этот человек приказал убить близкого и преданного ему друга. Когда Каструччо сказали, что он совершает ужасную ошибку, убивая старого друга, он ответил, что казнит не старого друга, а нового врага.

Человек, подобный Каструччо, понимает лишь силу и корысть. Когда вспыхнул мятеж, наиболее опасным шагом из всех возможных было погасить его и отдать себя на милость правителя. Но даже когда эта роковая ошибка совершилась, у Стефано еще был шанс подкупить Каструччо деньгами или посулами золотых гор в будущем, намекнуть, что для поддержания власти Каструччо по-прежнему не обойтись без Поджио, благодаря их связям с самыми влиятельными родами Рима или хотя бы возможности устроить ему выгодную брачную партию.

Вместо этого Стефано стал ворошить прошлое, вспоминая о долгах, которые не были возвращены. Никого нельзя заставить насильно быть благодарным, а часто благодарность ложится тяжким бременем, которое человек счастлив был бы сбросить. Каструччо уничтожил свои обязательства перед Поджио, избавившись от самих Поджио.

В 431 году до н. э., перед самым началом Пелопоннесской войны, остров Керкира (впоследствии получивший название Корфу) и греческий город-государство Коринф находились на пороге конфликта. Обе стороны направили послов в Афины, стараясь привлечь афинян в союзники. Ставки были высоки, поскольку иметь Афины на своей стороне означало победить. И кто бы ни стал победителем, проигравшей стороне не приходилось рассчитывать на его милость.

Остров Керкира взял слово раньше. Посол начал с признания того факта, что острову в прошлом не приходилось оказывать помощь Афинам, а вообще-то Керкира чаще союзничал с неприятелями Афин. Керкира и Афины не были связаны ни дружбой, ни благодарностью. Да, признал посол, сейчас он явился в Афины из-за страха и озабоченности будущим своей родины. Единственное, что он мог предложить, был взаимовыгодный союз. Керкира располагал военным флотом, по силе и численности уступавшим только афинскому. Союз двух государств способствовал бы развитию невероятно мощного флота, который служил бы для устрашения неприятельского государства Спарты. Ничего другого остров Керкира, к сожалению, не мог предложить.

Представитель Коринфа выступил затем с блестящей, страстной речью, являвшей резкий контраст сухому, бес­цветному выступлению островитянина. Он вспомнил все былые заслуги Коринфа перед Афинами. Он вопрошал, что сказали бы другие союзники Афин в случае заключения городом союза с бывшим врагом против теперешнего друга, который преданно служил интересам Афин: пожалуй, эти союзники могли бы разорвать свои соглашения с Афинами, увидев, что их верность не ценится. Он апеллировал к законам Эллады и напоминал, что пришло время Афинам платить Коринфу за все сделанное добро. Под конец он перешел к долгому перечислению услуг, когда-либо оказанных Коринфом Афинам, и напомнил о том, как важно быть благодарными по отношению к друзьям.

После обоих выступлений афиняне приступили к дебатам. Когда пришло время голосования, они единогласно отдали голоса в пользу союза с Керкирой против Коринфа.

Крестьянин и яблоня

В саду у крестьянина росла яблоня, которая не давала плодов, а по ее ветвям прыгали воробьи и кузнечики. Крестьянин решил срубить ее и, взяв в руку топор, с силой ударил по корням. Кузнечики и воробьи умоляли его не рубить дерево, которое давало им приют, и пожалеть его. Они обещали, что за это станут своим пением облегчать человеку его труды. Не обращая внимания на их мольбы, крестьянин нанес второй и третий удар топором. Когда он добрался до дупла в дереве, то обнаружил в нем улей, полный меда. Отведав медовых сот, крестьянин отбросил топор и стал заботливо ухаживать за деревом, словно оно было священным.

Из «Басен» Эзопа,

VI век до н. э.

История превосходно помнит афинян, которые извест­ны как самые трезвомыслящие люди во всей классической Греции. Для них вся риторика мира, все взывания к эмоциям не могли перевесить убедительного практического аргумента, особенно такого, какой увеличивал бы их могущество.

Коринфский посол не учел того, что его взывания к былым заслугам Коринфа перед Афинами лишь раздражали афинян, заставляя их испытывать чувство вины и напоминая, что они многим обязаны Коринфу. Афинян менее всего заботили прежние заслуги и дружеские чувства. В то же время они знали, что, даже если другие союзники сочтут их небла­годарными за отказ поддержать Коринф, все же эти горо­да-государства едва ли пойдут на разрыв отношений с Афинами, самыми могущественными в Греции. Афинская империя управлялась с помощью силы, и любые проявления неодобрения попросту были бы подавлены.

Когда люди выбирают между разговорами о прош­лом и обсуждением будущего, прагматик всегда тяготе­ет к будущему и забывает прошлое. Политики Керки­ры понимали, что с трезвыми реалистами лучше быть прагматиками. И наконец, большинство людей действительно прагматичны — редко кто из них станет действовать вопреки собственным интересам.­

Всегда было законом, что слабый должен повиноваться сильному, а кроме того, мы считаем, что достойны властвовать. Вплоть до сего момента ты полагал так же, но теперь, подсчитав собственные выгоды, начинаешь рассуждать в терминах добра и зла. Заключениями подобного рода никогда не удавалось отвратить людей от стремления к власти, предоставляемой превосходством силы.

Из «Пелопоннесской войны» Фукидида, ок. 460—400 до н. э.

В своем продвижении к власти вам предстоит не раз по­па­дать в положение просящего помощи у тех, кто обладает большей властью. Просить помощи — это искусство, а успех зависит от вашей способности понять того, с кем вы имеете дело, и не перепутать свои нужды с его нуждами.