Роберт Грин - 48 законов власти

Тернеру, как выдающемуся придворному, было прекрасно известно, что его удача и слава зависят от его собратьев по кисти в неменьшей степени, чем от торговцев произ­ведениями искусства и патронов. Сколь многие великие пали жертвами завистливых коллег! Уж лучше временно приглушить свой блеск, чем пострадать от стрел зависти.­

Уинстон Черчилль был художни­ком-люби­телем. После Второй мировой войны его картины стали украшать коллекции собирателей живописи. Американский издатель Генри Люс, основатель журналов «Лайф» и «Тайм», приобрел один из пейзажей Черчилля, который висел в его кабинете в Нью-Йорке.

Однажды, находясь в Соединенных Штатах, Черчилль по­­се­тил Люса в его офисе, и они вдвоем смотрели на картину. Издатель произнес: «Хорошая картина, но, на мой взгляд, не хватает какой-нибудь детали на переднем плане — ну, скажем, овечки». К вящему ужасу Люса, на другой день ему позвонил секретарь Черчилля с просьбой переправить картину назад в Англию. Люс так и поступил, мертвея при мысли о том, что, по-видимому, оскорбил бывшего премьер-министра. Через несколько дней, однако, картина вернулась к Люсу. В нее были внесены небольшие изменения: одинокая овца теперь мирно паслась на переднем плане.

Черчилль был на две головы выше Люса, как ростом, так и своей славой. Но и тот был, конечно, влиятельным человеком, так что мы все же позволим себе поставить между ними знак равенства. И все-таки, так уж ли важно было для Черчилля мнение американского издателя? К чему было прислушиваться к критике дилетанта?

Двор — в данном случае весь мир дипломатов и международных государственных деятелей, а также журналистов, которые добиваются их расположения, — это место, где все зависят друг от друга. Неумно обижать или задевать людей власти, критикуя их вкус, даже если они ниже вас или равны вам. Если человек, подобный Черчиллю, может принять критику человека, подобного Люсу, это лишь доказывает, что он является несравненным придворным. (Возможно, исправление, внесенное им в картину, подразумевало также некоторую снисходительность, но все было проделано так тонко, что Люс не смог почувствовать ни малейшего признака этого.) Подражайте Черчиллю: дорисовывайте овец. Всегда полезно и выгодно играть роль услужливого придворного, даже если вы имеете дело не с господином.

Талейран был непревзойденным придворным, особенно в отношении его господина, Наполеона. Когда они только знакомились друг с другом, Наполеон вскользь заметил: «На днях я приду на обед в ваш дом». У Талейрана был дом в Отейле, в окрестностях Парижа. «Буду счастлив, мой генерал, — ответил министр.— И, поскольку мой дом недалеко от Булонского леса, вы сможете развлечься, немного постреляв после обеда».

«Я не люблю стрелять, — сказал Наполеон, — но я люблю охоту. Есть ли в Булонском лесу кабаны?» Наполеон был родом с Корсики, где охота на кабана — излюбленное развлечение. Задавая вопрос о кабанах в Париже, он показал себя провинциалом, настоящей деревенщиной. Талейран не рассмеялся, однако он не мог устоять перед соблазном разыграть человека, который был теперь его руководителем в делах политики, не превосходя его ни по крови, ни по благородству, поскольку Талейран принадлежал к старому аристократическому роду. Итак, на вопрос Наполеона министр ответил просто: «Очень немного, мой генерал, но осмелюсь сказать, что вам удастся найти одного».

Было решено, что Наполеон прибудет в дом Талейрана на следующий день к семи часам вечера и проведет там также следующее утро. Охота на кабана должна была состояться вечером. Все утро взволнованный генерал ни о чем не мог говорить, кроме охоты. Тем временем Талейран тайком отправил слуг на рынок, приказав им купить двух огромных черных свиней и доставить их в знаменитый парк.

После обеда охотники со сворами собак отправились в Булонский лес. По секретному сигналу Талейрана слуги выпустили одну из свиней. «Я вижу кабана!» — радостно вскрикнул Наполеон, вскочил на коня и пустился в погоню. Талейран остался позади. Через полчаса скачки по парку «кабана» наконец удалось схватить. В момент триумфа к Наполеону подошел один из его приближенных, который понимал, что пойманное существо никак не могло быть кабаном, и боялся, что генерала высмеют, если история получит огласку. «Сир, — сказал он Наполеону, — вы понимаете, конечно, что это не кабан, а домашняя свинья».

В ярости Наполеон пустился вскачь к дому Талейрана.

По пути он осознал, что может стать объектом множества шуток и что вспышка гнева по отношению к Талейрану лишь поставит его в еще более смешное положение. Лучше уж показать, что он отнесся к этому с юмором. Однако ему было трудно скрыть свое негодование.­

Талейран решил попытаться смягчить ситуацию и умаслить задетое самолюбие генерала. Он попросил Наполеона повременить с возвращением в Париж — нужно еще раз поохотиться в парке. Там было много кроликов, охота на которых была любимым времяпрепровождением Людовика XVI. Талейран даже предложил Наполеону воспользоваться набором ружей, которые некогда принадлежали Людовику XVI. Лестью и уговорами он убедил Наполеона снова отправиться на охоту.

Охота состоялась на следующий день. По пути Наполеон сказал Талейрану: «Я не Людовик XVI, конечно же мне не удастся убить и одного кролика». Но в тот день, как ни странно, парк кишел кроликами. Наполеон подстрелил не меньше полусотни, и его настроение изменилось от гнева до удовлетворения. В конце его азартного приключения со стрельбой, однако, к нему подошел тот же приближенный и шепнул: «Сказать правду, сир, я начинаю думать, что и это не дикие кролики. Подозреваю, что этот плут Талейран сыграл с нами еще одну шутку». (Предположение это было верным: Талейран послал нескольких слуг, чтобы они купили на рынке несколько десятков кроликов и выпустили их в парк.)

Наполеон немедленно поднял на дыбы своего коня и галопом умчался прочь, на этот раз прямо в Париж. Впоследствии, говоря Талейрану, что ни одной живой душе не должно стать известно о происшествии, Наполеон предупредил того, что, если он станет посмешищем для Парижа, расплата будет ужасной.

Наполеон смог вновь доверять Талейрану только спустя долгое время и никогда не мог до конца простить ему унижение.

Придворные — волшебники. Они умеют делать так, что окружающие видят именно то, что им хотят показать. Имея наготове огромный набор трюков и манипуляций, они должны только позаботиться о том, чтобы окружа­ющие не замечали их хитростей и были ослеплены ловкостью их рук.