Voronkov - Harbin

– Какой там! – ответил он. – Вы бы видели этого проводника – вылитый тургеневский Герасим. Верите, каждое слово приходилось вытягивать из него.

Дулидов улыбнулся.

– Знакомая картина… Это у контрабандистов уже в крови… У них так: меньше, как говорится, слов – больше дела. Ремесло-то их по наследству передается, а с ним и свои правила. Так что нечего удивляться.

До прихода проводника у Болохова оставалась еще уйма свободного времени, которое нужно было как-то убить. Тут же вспомнил о том, что Евстафьев обещал ему показать свои картины, поэтому, не придумав ничего иного, решил вновь нагрянуть к нему в гости. Скорее всего, тот еще до конца не оправился от болезни и потому должен был находиться дома. В отличие от Лешки Мальчикова, у которого с утра были уроки в школе. Незаметно выйдя из управления через тыльные ворота, он по памяти отыскал дорогу, и уже скоро они с Петром Сергеевичем сидели в его горенке и пили чай. Острых тем больше не касались, просто вспоминали прошлое, свою академию, родной Питер, а когда Александр вдруг попросил Петра Сергеевича показать свои работы, тот, хотя и с великой неохотой, все же вытащил откуда-то покрытые пылью натянутые на рамы холсты и выставил их перед гостем. Дескать, коль есть желание – смотри, а то ведь мне больше нечем тебя занять. Разве что только разговорами…

Болохов долго и пристально рассматривал картины, одновременно восхищаясь мастерством художника и завидуя его таланту. А ведь и он, наверное, смог бы создать нечто стоящее, если бы не сменил кисть на винтовку. Жалеет ли он о том? Вряд ли, потому что нет ничего в жизни важнее, чем борьба за народное счастье. Впрочем, у него еще не все потеряно. Надо только дождаться мировой революции, которая навсегда покончит с эксплуатацией людей труда, и все, и тогда можно будет возвращаться к любимому делу. Не всю же жизнь ему бегать с наганом в руках!..

– Замечательно!.. – наконец заключил Болохов. – Жаль, что мне на ваших «Молодоженов» не удалось полюбоваться…

– Ну так пойдемте к Смотровым – там и полюбуетесь, – предложил Евстафьев. – Впрочем, портрет как портрет – ничего особенного.

Смотровы жили в трех кварталах от Евстафьева – на углу Амурской и Кузнечной. Пока шли по морозцу, Петр Сергеевич как заправский экскурсовод рассказывал Болохову об истории возникновения Благовещенска. Так Александр и узнал, что название ему придумали известные своими подвижническими делами военный губернатор Сибири граф Муравьев и святитель Иннокентий, которые почти сто лет назад прибыли в эти места с верховьев Амура вместе с одним из первых сплавов казаков, ставших здешними первопоселенцами. Чувствовалось, что Петр Сергеевич, несмотря ни на что, любил этот город, оттого с такой теплотой и говорил о нем.

– Вот это улица Амурская… Было бы удивительно, если бы таковой не было здесь… Ведь город-то стоит на берегу Амура, – говорит он. – Вот и параллельно идущая ей Зейская тоже имеет неслучайное название, потому что она начинается прямо от красавицы-реки Зеи. – А вот Кузнечная… Знаете, почему она так называется?

– Ну откуда же мне знать? – улыбнулся Болохов, растирая шерстяной перчаткой замерзший нос. – Хотя, в общем-то, догадаться не сложно… Вероятно, на ней кузнецы жили, я прав?

– В общем-то, да, – подтвердил Петр Сергеевич. – В русских городах испокон веков принято было называть улицы или исходя из их географического местоположения, или по цеховой принадлежности. К примеру, здесь есть улица Торговая… И нам понятно, что на ней, в основном, жили торговые люди, там же находились и их магазины с торговыми домами. А вот на Кожевенной некогда стоял заводик, где выделывали кожу, рядом с которым жили скорняки да кожеделы. На Артиллерийской, ясное дело, квартировался артиллерийский полк, на Казачьей были казармы казаков. И Ремесленная понятно, почему так называется. Непонятно только, почему улицу Муравьева-Амурского переименовали. Как так можно? Ведь это, по сути, родоначальник города. А его взяли да развенчали… Впрочем, это у нас сейчас повсюду так. Вот и Питера нашего дорогого больше нет. Что такое Ленинград? Ведь не Ленин его строил, а Петр. Чудеса, ей-богу!..

Он покачал головой. Все в этом мире казалось ему сейчас странным. Абсолютно все. Даже то, что сам он покуда не сгинул в этом, как он называл новую Россию, сумасшедшем доме.

– А с Кузнечной, знаете ли, конфуз в свое время вышел, – улыбнувшись, начал вдруг рассказывать Евстафьев. – Вы верно сказали – на этой улице и впрямь в свое время жили кузнецы. Свои мастерские они ставили в основном там, где эта улица берет начало – аккурат возле набережной Амура. К концу девяностых годов прошлого столетия таких мастерских в Благовещенске становилось все больше и больше. Этому способствовал спрос на изделия из металла – подковы, бороны, запасные части для механизмов мукомольного и золотопроизводства, речных судов и так далее. Не район был, а скопище небольших предприятий, где денно и нощно поддерживаемые мехами горели угли в кузнечных горнах… Где стоял такой грохот, что он был слышен далеко вокруг. Это раздражало почтенную публику, особенно тех, кто жил по соседству с кузницами или же любил по вечерам совершать прогулки вдоль Амура. Уже не раз обращались горожане в городскую думу, чтобы ее депутаты предприняли меры для наведения порядка в районе улицы Кузнечной. Депутаты, а вместе с ними и чиновный люд сами были недовольны строительством кузниц на набережной, но мер покуда не принимали. А тут вдруг случай подвернулся…

– Дело в том, что незадолго до своего коронования, – продолжал рассказывать Петр Сергеевич, – наследник престола цесаревич Николай Александрович решил посетить Приамурский край. Что и говорить, будущий монарх должен был не понаслышке знать, чем живет и дышит Россия-матушка. А перед тем, значит, как отправиться в далекое путешествие, на месте, как водится, побывали квартирмейстеры. Кто знает, может, именно они-то и обратили внимание властей Благовещенска на шум, доносившийся со стороны набережной. Дескать, наследник обязательно захочет пройтись вдоль великой реки, а тут такой грохот. А может, чиновники и сами запаниковали… Вспомните, как это было у Гоголя в «Ревизоре»… Испугались, что великому князю придется не по нраву весь этот шум в самом центре города вот и… Короче, дума, по представлению городских чинов, без проволочек приняла решение о переносе кузнечных мастерских на окраину города. Землю для этого отвели за речкой Бурхановкой – километрах в четырех от этих мест. Так что от улицы кузнецов осталось одно только название… А вот и она, наша Кузнечная! – неожиданно сказал он. – Теперь нам остается только перейти на другую сторону улицы – и мы на месте… Видите вон тот дом, – указал он на бревенчатый пятистенок, стоявший в ряду таких же с любовью рубленных изб. – Там и живут мои ученики… Да-да, я не ошибся. Не только Ванечка, но и его жена училась у меня. Тоже, доложу я вам, талантливый человек. Только вот кому в России нужны эти таланты?