Reshetko - Chernovodie

– Ну и дела-а, – только и мог сказать Назаров. Он недоуменно покачал головой: – На похороны родного брательника не пустить!.. Выходит, давеча ты правду сказал, Лаврентий, что у них там крепость не хуже нашей!

– Все власти, я смотрю, гнобят русского мужика! – снова проговорил Федот. – Вот только понять не могу, кому от этого лучше!

– Ясно дело, кому, – кто работать не хочет! – тряхнул рыжей головой Николай.

– Ты бы помолчал, умник! – одернул брата Прокопий.

– А че – не правда? – огрызнулся Николай.

А Федот продолжал рассуждать:

– Ладно… надумала власть колхозы сделать; дак ты делай по-человечески, по-хрестьянски. Прежде чем скотину согнать в общее стадо – построй сначала скотные дворы, а не гони в первую попавшую загородку. Надумали общий клин засевать, дак подумай сначала, где обмолотить хлеб, куда сложить, как сохранить его… – и уверенным голосом закончил: – Будет, мужики, и падеж скота, и голод!

– Че вперед загадывать, ты лучше скажи, как коней перегнать; поди, совсем одичали за лето на вольном выпасе, – озабоченно проговорил Жучков. – Набьем ноги, гонясь за ними по снегу.

Федька Щетинин, внимательно слушавший разговор взрослых, просительно заговорил, обращаясь к Жамову:

– Дядя Лаврентий, возьмите меня с собой за реку!

– Ты че у меня просишься, – улыбнулся Жамов. – Просись у главного покосника!

– Это куда собрался сопли морозить! – одернула сына Акулина. – В снегу утопнешь!

– Не утопну! – огрызнулся мальчишка и стал просить отца: – Тятя, ну скажи ты мамке!

– Я-то при чем, – улыбнулся Александр и погладил вихрастую голову сына. – Просись у старшого!

– Дядя Афанасий, возьми. Я Пегашку сразу поймаю, а вам он не дастся.

– Да нешто мне жалко, видишь, мать ругается! – ответил бывшему копновозу Сергей Жучков.

– Ну мамка-а! – снова заканючил Федька.

– Пусти ты его, – поддержал сына Александр. – Пусть прогуляется… Че ему в бараке сидеть!

– Леший с тобой! – наконец сдалась Акулина. – Иди, морозь сопли!

Глава 26

Проводив своих спецпереселенцев в барак, Ярославов Иван, недавно назначенный комендант поселка номер семь, придирчиво оглядывал поселение соседа. Стоявшие ровным углом три барака и в стороне аккуратный дом комендатуры придавали поселку ухоженный вид. Мусор и остовы разоренных балаганов были скрыты толстым слоем снега.

Сонная тайга вплотную подступила к жилью. В кронах деревьев, перепархивая, мелодично тенькала стайка синиц, роняя на белый снег темные хвоинки.

– Хорошо отстроился! – ревниво пробурчал Иван. – Пожалуй, получше, чем у нас! – И с довольным видом закончил: – А место под поселок у нас лучше, у нас – яр высокий, а здесь низковато… – Ярославов медленно пошел к комендатуре. Под сапогами повизгивал промороженный снег. На крыльце он остановился, еще раз оглядел суховское хозяйство и толкнул входную дверь.

Сухое избяное тепло мягко толкнуло вошедшего в грудь. Белый густой пар, ворвавшись с улицы, пополз по полу, забиваясь под нары, накрывая собой стол, стоявший у противоположной стены.

– Ну и натопили, прямо баня! – усмехнулся Ярославов. – Здорово, начальники!

– Здорово, Иван! – лежавший на топчане Сухов поднялся и протянул руку для приветствия.

– Здорово, Дмитрий! – пожал суховскую руку Ярославов и затем поздоровался с Поливановым. Помощник коменданта захихикал:

– Жар костей не ломит, Иван Иванович!

Ярославов присел на топчан, снимая шапку, сказал:

– Хорошо отстроился, а место – худое, низковато…

– Падумаешь, место! – равнодушно проговорил Сухов. – Зимой половина передохнет, а весной – остальных утопим!

– Дак нам, Дмитрий, нечего делать будет – без работы останемся!

– Не останемся! – уверенно проговорил Сухов. – На наш век этого добра хватит. Одни передохнут – других пригонят! – Он встал с топчана и вкусно, со хрустом потянулся. – Давай собираться, день щас короткий!

– Собирайся – я готовый! – Ярославов поднялся с топчана, застегивая пуговицу на полушубке.

Где-то к обеду собралась вся команда. Люди толпились на берегу Васюгана: перед ними лежала белая целина. Лед на реке полностью засыпан снегом. Иван Кужелев прилаживал самодельные широкие лыжи, сделанные из колотых еловых досок.

– Шмаляй, Иван, первым; тори дорогу – мы за тобой! – скомандовал Жамов.

– Надо попробовать, поди, не зря старался! – Иван всунул носки пимов в широкие юксы и лихо скатился с пологого берега на заснеженный лед. Следом за ним цепочкой растянулись люди. Самой последней в реденькой цепочке чернела маленькая фигурка мальчишки.

После смрадного барака воздух казался особенно свежим и чистым. У не привыкшего к нему Федьки немного кружилась голова, от ослепительно яркого солнца слезились глаза. Полуденное солнце низко висело над противоположным берегом реки. Слабый ветерок, совсем незаметный в поселке, разгулялся на воле, обдирая до боли щеки, обжигал колени, продувая насквозь штаны. По снежной целине с тихим шорохом неторопливо ползли бесконечные, мутновато-белые ленты поземки. Свиваясь в причудливые жгуты, поземка наметала плотные заструги, гребни которых дымились мелкой снежной пылью. Казалось, что лежит перед бредущими путниками не снежная равнина, а исходит паром огромный котел с кипящей водой. Освоившийся мальчишка с интересом оглядывал окрестности, такие хорошо известные в летнее время и трудно узнаваемые зимой. Его внимание привлекла березовая роща, зависшая в морозном воздухе на горизонте. На голубом небе отчетливо была видна каждая веточка, высеребренная кристаллическим инеем. На опушке рощи высокие деревья были усеяны множеством черных точек. Федька приостановился, разглядывая их.

– Дядя Степан, это че на березах? – окликнул он впереди идущего Ивашова.

Степан остановился и, повернувшись к мальчишке, спросил:

– Где?

– Да вон! – показал рукой мальчишка.

Степан посмотрел из-под руки в ту сторону и с восхищением воскликнул:

– Это косачи, Федька! – и с сожалением продолжил: – Мать честна, сколько мяса пропадает! – Он показал спутникам: – Глянь, мужики, сколь косачей, отродясь столько не видел!

Иван Кужелев остановился, за ним встали и другие. Лыжник из-под руки, защищая глаза от слепящего солнца, смотрел на рощу.

– Да их тут тыщи! – удивленно пропел Иван.

– Будя глазеть! – недовольно проворчал Жамов. – От вашего погляда не убавится, не прибавится, а день идет! – Лаврентий обернулся к идущему следом Николаю Зеверову и попросил: – Подмени, Николай. И снег еще пока не сильно глубокий, а упарился.

Николай, прикрывая от ветра щеку рукавицей, побрел вперед следом за лыжником.

– Щас уже по колено, а через неделю, наверное, вообще не пролезти! – пробурчал парень.