Unknown - Unknown

А потом его полное ярости лицо смягчилось. Морщины разгладились за секунду, серые глаза смотрели бесстрастно и даже с пренебрежением…и брезгливостью.

Я знала, о чем он думал. Эгоист чертов. О том, что я думала о Нике все эти дни, но это не было правдой. Когда я шептала ему «твоя», чувствуя, как он наполняет каждую клеточку моего тела, это было правдой.

Все было правдой! Я больше не могу отрицать своих чувств к Майклу.

— Пшла вон, — просто попросил он, убирая руку с моего горла. Отпустил, слегка откинув к двери. Грубо, унизительно. Так, будто прикасаться ко мне — ниже его достоинства.

Хочется расплакаться, прижаться к его груди, бить его кулаками, умолять отмотать всю пленку назад, но я не могу.

Я тоже гордая. Держи карман шире, любимый.

Ему абсолютно плевать, что я задыхаюсь от слез, он даже больше не смотрит в мою сторону. Расстается со мной без грусти и сожалений. Использовал одну, она закатила истерику и попросила большего? Ничего страшного, пойду потрахаюсь с другой.

Вот она его жизнь. Полная грязи, пустых дней и не менее пустых телок. Пусть пойдет и захлебнется в этом дерьме…

Я плачу еще больше, несмотря на всю ненависть и эти мысли, меня будто приковало к этому креслу. Я не хочу уходить.

— Видеть тебя не хочу, — добил он, забивая гвоздь в мое сердце.

Я наспех вытираю слезы и полностью расправляю лицо — я актриса, но боль так сильна, что я не могу даже принять равнодушную маску. А Майкл может.

— Больше и не увидишь, — собираю остатки гордости и выхожу из машины — дверью не хлопаю, как сделал бы он. Элегантно направляюсь в сторону своего дома, откидываю волосы на спину и эффектно виляю бедрами.

Открываю дверь, прохожу внутрь дома, где меня уже ждет любимый Луи. Он жалобно смотрит на меня, потому что хочет есть. Я смотрю на кота и спускаюсь по стенке двери, захлебываясь, давясь слезами и воплями, что вырываются из разодранной гвоздями груди.

Ненавижу…ненавижу ублюдка! И зачем в это ввязалась? Как могла купиться на его слова, защиту и заботу? Он давно прогнил изнутри. Давно, еще когда мы были школьниками.

Я расползаюсь по полу, хватаясь за обувь, которая попадается мне под руку и бью ею о паркет.

Я рыдаю, испытываю жгучую боль, и все это из-за Майкла, из-за него, черт возьми, не из-за Ника.

Пусть я предательница. Пусть я жена-шлюха.

Но я окончательно и бесповоротно влюблена в Майкла.

ГЛАВА 27

POV Майкл

Чем больше я сближался с Микой, тем больше «я» возвращался. Сердце…оно стало моим. Я больше не ощущал его как нечто чужеродное, разрывающее, играющее против меня. Я слился с ним.

Перестал протестовать.

Это было не легко. Прислушаться к сердцу трудно, понять, чего оно хочет — еще труднее.

Но теперь и мой разум, и мое сердце хотели одного — Мику. Я и думать не мог о том, что она может принадлежать кому-то другому.

И наконец, тело. Оно хотело Мику больше всего изначально, но теперь границы между этими тремя составляющимися стерлись.

Я не знал этому названия, да и не хотел в этом копаться. Я просто хотел быть уверен в том, что она НИКОГДА, НИКОГДА, на хрен, не будет с другим. Даже если это маньяк, который посмеет дотронуться до ее тела.

Которое мое. Абсолютно все.

Которое я был намерен изучать, целовать, доводить до изнеможения. Я хотел смотреть в ее глаза и видеть, что она видит во мне все. Что принадлежит мне. Что она все сделает ради меня, даже забудет своего мужа. Мне плевать, что это ужасно, эгоистично и гадко, и плевать, что я украл у него сердце…

Нет, на самом деле все это было не совсем так.

Я сближался с ней, да, и вместе с тем росло во мне и нечто другое. Совсем для меня не приемлемое. Гребанная совесть.

Я всегда лгал легко, не моргая. Но когда у нее пошли эти вопросы про шрам, я чуть не взвыл.

Я обманывал ее. И не по мелочи. Я знаю ВСЮ правду, правду, о которой не стоит молчать, но не говорил Мике ни слова.

Знал, что, как только расскажу ей все, потеряю. И знал, что, если не расскажу — никогда не сделаю Мику своей. Мы не сможем продвинуться дальше. Так и будем жить, трахаясь, она будет не понимать, кто мы друг другу и иногда в полусне шептать имя «Ник». А это должно быть «Майкл», черт побери.

МАЙКЛ.

Мое имя и только мое.

Поэтому я был такой нервный. Вез ее домой, знал, что нам предстоит трудный разговор…в мыслях я просчитал уже все возможные варианты. И то, что будет рыдать, запершись в ванной, и то, что будет бить меня, драться, провоцировать…во всех этих вариантах и грезах я находил способ, как ее успокоить.

И этот способ был очень, очень сладок.

Чертова Микозависимость. Хуже кокса, будь она неладна. Он хотя бы всегда под рукой и не закатит тебе истерику…

А теперь сижу, щека горит, но не от боли. Ударила. Да пусть хоть забьет, стерва, меня это только возбуждает.

Вижу ее характер и тащусь. Другая бы давно мне на грудь упала, а потом бы и с головой в джинсы забралась.

А эта…сильная и никакая не бесхребетная. Или со мной такой стала? Как бы там ни было, я едва борюсь с желанием помчаться за ней и увезти обратно.

Майкл, я не привыкла к такому отношению к себе. Ник всегда…понимаешь, он никогда не использовал меня.

Вот сучка. Использовал?! Интересно, в какой момент это было?! Когда сделал ей сюрприз и подарил подарок? Когда трахал, а потом прижимал к себе так крепко, что и дуре было бы ясно, что я в жизни никого так не обнимал?!

Когда шептал ей, что она — единственная девушка, с которой я хочу просыпаться? Видимо спала эта стерва после оргазма и уже ни черта не слышала. Дура, дура, дура!

ДУРА.

Меня берет такой псих, что трясет вместе с рулем. Вместе со всей машиной. Несусь так, что другие тачки сигналят мне, потому что я лавирую между ними, как полицейский, догоняющий особо опасного преступника.

Я торможу у «Арены» выскакиваю из тачки, почти не закрывая. Черт с ней. Черт с ней.

Нужно с кем-то подраться.

Все проходит, как в тумане. Я выхожу на ринг, собирая толпу, которая не ожидала сегодня моего представления. Даже не помню лица своего противника, избиваю его так, что на нем этого лица уже и нет.

И не собрать.

Мне почти стыдно, но я не мог сдержаться. Он боксер. Он знал, на что шел. Мог бы и не соглашаться.

Сердце после боя покалывает, но легче мне не становится.

Мне поможет только наркота, секс или алкоголь.

Наркота — отпадает.

Секс — можно, но потом будет еще противнее. Хотя…

Начну с алкоголя.

Я заливаю в себя стопки всего, что попадается мне под руку, бармен постоянно подливает мне, он видел меня во всяких состояниях, но не в таком…

Телки вешаются на меня каждую минуту, но я почти их не замечаю. У одной силиконовые сиськи, у другой — губы. Третья — естественная и натуральная, красивая, что глаз не оторвать. Она сама лезет мне в штаны, вешается на меня так, будто я единственный на земле мужчина, а я только отталкиваю ее, не желая видеть.