Georgia Carre - Beautiful Beast

— О, сладкая Сноу. Ты такая сердобольная.

— Спасибо, Шейн. Ты не представляешь, что это значит для меня.

— Вот, что я хочу сделать. Я хочу, чтобы ты повидалась с ней и дала ей достаточное количество денег, чтобы она смогла изменить свою жизнь. Купи ей домик или что-нибудь еще. Тебе решать, что ей лучше подойдет, ладно?

Я с изумлением, открыв рот, пялюсь на него.

— Ты готов сделать такое для совершенно незнакомого человека?

— Ты моя малышка, и ты любишь ее. Она тоже становится частью моей семьи.

ОМойБог! Он назвал меня своей малышкой! Я чувствую себя такой счастливой, мне кажется у меня сейчас голова взорвется от счастья. И я чуть не проболталась, что люблю его, но вовремя спохватилась. Сейчас у меня не хватает смелости.

— Ты сегодня уезжаешь?

— Да. Секретарь моего брата уже забронировала билет на рейс.

Я киваю.

— Полетишь встречаться с этим упрямым дедом.

— Я, на самом деле, хотел бы, чтобы ты пришла.

— Я знаю, я прилечу послезавтра.

— Я договорюсь, чтобы тебя забрали из аэропорта и привезли в дом моего деда. У тебя есть мобильный телефон?

— Я еще не купила новый.

— Я переведу деньги на твой счет завтра. Ты сразу же купишь мобильный и позвонишь мне, и, что более важно, я смогу звонить тебе в любое время, когда захочу, — говорит он с ухмылкой.

— Ладно, куплю.

Мы еще один раз занимаемся любовью. Я чувствую, как напрягаюсь, когда он покидает меня. У меня какое-то странное чувство, что я опять позволяю ему уйти. В дверях, я прислоняюсь щекой к его груди. Я слышу, как бешено колотится его сердце и мне хочется всегда вот так стоять и слушать его ровный ритм.

— Эй, — тихо говорит он. — Всего лишь два дня. А потом ничто не сможет разлучить нас вновь.

38.

Сноу

К моему ужасу Купу ведет меня в трущобы на окраину города.

— Читра живет там? — в недоумении спрашиваю я.

— Да, Сноу, — говорит он, как будто жить среди этой кучи мусора — вполне нормальное явление. — Она живет здесь сейчас.

Я почти немею от шока, пока мы едем по пыльной грязной дороге, заполненной по бокам хижинами с крышами из рифленого железа. Купу останавливается возле одной из хижин и зовет Читру.

Она появляется в дверях, на ней поношенное сари, и сложенную грязную тряпку она прижимается ко рту. Ее взгляд переходит на Купу, а потом мельком она смотрит на меня. На несколько секунд ее взгляд опять переходит на Купу, а потом на меня, она с недоверием вглядывается в мое лицо. Затем ее глаза расширяются, она настолько удивлена, словно увидела призрака.

Мы смотрим друг на друга. Потом она кричит от радости, но звук глухой от тряпки, которую она постоянно прижимает ко рту, и спотыкаясь она пытается ко мне бежать, чтобы обнять. Слезы льются у нее по лицу.

Я крепко обнимаю ее и плачу вместе с ней. Она рада меня видеть, но я ужасно опечалена и напугана ее видом. Она — лишь тень той прежней моей Читры. Глаза глубоко запали, тело, напоминает мешок с костями. Она очень больна, это очевидно. Я едва могу поверить, что это моя Читра. Вытирая слезы концами своего сари, она приглашает нас войти в ее маленькую хижину.

Я оглядываюсь — голое, жалкое, унылое помещение. Здесь стоит только один пластиковый стул, маленькая печь, посуда для готовки и несколько картонных коробок с ее вещами свалены в углу. Помещение настолько маленькое, что у меня возникает чувство клаустрофобии, словно на меня давят стены и потолок. Мысль, что Читра теперь все время живет здесь, меня пугает.

— Что случилось с тобой, Читра? — спрашиваю я.

— У меня туберкулез, — говорит она, и заходится надсадным кашлем, который становится все сильнее и сильнее.

— Но туберкулез сейчас лечится. Почему ты не лечишь? — спрашиваю я, как только у нее заканчивается приступ кашля.

— Меня лечили целый год, что-то было с легкими, врачи оказывается поставили неправильный диагноз и выписывали не те лекарства, болезнь в результате прогрессировала. Сейчас врачи меняют лекарства, но ничего не помогает. Единственное, что они еще не попытались сделать это прооперировать, чтобы удалить зараженные части легких, но я не могу себе это позволить, и вообще я так ослабла, не думаю, что смогу пережить операцию. Из-за неправильных лекарств я потеряла слух и началась страшная боль в суставах, ты даже не можешь себе представить, как они ломят по ночам.

В тот же день я звоню Шейну и сообщаю, как именно я хочу потратить деньги на Читру. Я хочу, чтобы она наблюдалась у лучших врачей в Индии, чтобы ей сделали операцию, и когда ей станет лучше, я хочу, чтобы она прилетела к нам и пожила у нас какое-то время. Он сказал, что найдет человека, который все устроит, найдет лучших для нее врачей, причем немедленно, чтобы ей назначили правильное лечение и подготовили в последствии к операции. Меньше чем через час он перезванивает, продиктовав адрес частной клиники, которая готова принять Читру на лечение.

Когда Читру принимают в этой частной клиники, я выдыхаю с облегчением. В помещениях работает кондиционер, чисто и выглядит все современным. Медсестры сразу же начинают суетиться вокруг нее. Я стою у стойки регистрации и плачу, видно из меня выходит страх и напряжение, которые я испытывала с тех пор, как увидела в каком состоянии пребывала Читра.

Я говорю Читре, что должна вернуться в Лондон, но я приеду за ней.

Она виснет у меня на руке и жалобно лопочет:

— Езжай, моя любимая доченька. Я всегда буду любить тебя, — говорит она, и мы обе плачем.

Я сообщаю маме, что уезжаю к Шейну в Лондон, внутренне готовясь противостоять всем ее массивным аргументам «против». И впервые за всю мою жизнь, отец принимает мою сторону.

— Просто отпусти ее, — говорит он.

— Ты видел этого человека, к которому она собирается поехать? — тут же восстает моя мать.

— Нет, но я верю, что Сноу не выберет плохого, — тихо отвечает отец.

— Ну, а я видела его, и он выглядит как самый худший плейбой, — она поворачивается ко мне и резко спрашивает: — Кто он? Ирландец?

— Он цыган.

Она разводит руками и качает головой в недоумении.

— О мой Бог! Я не могу поверить. Он цыган! Они самые худшие из всех. Они — кучка воров. Чем он занимается?

— У него свой бизнес.

— Бизнес?! Какой бизнес может быть у цыгана? Воровать крышки от люков по ночам, а потом продавать их на металлолом?

— Мам, пожалуйста, перестань. Даже если бы он был беден, а он не беден, я все равно бы уехала к нему.

— Он сделает тебя беременной, разобьет сердце и бросит, а ты прибежишь сюда домой с его внебрачным ребенком, — она со злостью поглядывает на отца. — Ты этого хочешь для нее?

— Я хочу, чтобы Сноу была счастлива, — говорит мой отец, стоически противостоя матери.

Я перевожу взгляд на отца, и он быстро мне подмигивает. Мои глаза расширяются от удивления. Я тут же перевожу взгляд на маму, слава Богу, она не увидела этого.