popovy - Unknown

Мои щеки краснеют, и я начинаю перемешивать мороженое.

— К сожалению, — добавляет мама, — она была полным кошмаром.

Я пристально смотрю на нее, в то время как Лаклан издает смешок.

— Мама, — предупреждаю я ее.

— О, была, была, — говорит она, наклоняясь вперед к Лаклану, ее глаза сияют. — Даже будучи маленькой девочкой, она при каждом удобном случае убегала. Если бы не ее братья, не уверена, что в один день мы бы не потеряли ее навсегда. Они были хороши, защищали ее.

— Ага, только вот в школе это было немного раздражающим — хочу напомнить я ей.

— Для тебя, — в шутку говорит она. — Но для нас это было настоящее спасение. Она была любвеобильной маленькой девочкой.

— О, это так? — спрашивает Лаклан, глядя на меня большими глазами, явно наслаждаясь происходящим.

— Да, именно так, — говорит мама, прежде чем у меня появляется возможность подтвердить или опровергнуть это. — Каждый день в школе у нее была новая любовь. Сейчас Билли, потом Томми. Однажды она попала в неприятности за то, что поцеловала мальчика и заставила его плакать.

Я со стоном прячу лицо в руках.

Лаклан упорно смеется, такой приятный звук, даже если за мой счет.

— Что ты сделала, Кайла?

Я держу лицо в ладонях и не отвечаю, потому что знаю, мама сделает это за меня.

Именно так она и поступает.

— Учитель сказал мне, что мальчик не хотел ее целовать, так что она повалила его на землю, а когда он попытался сбежать, ударила его в живот.

— В регби ты сошла бы за свою, — говорит он между смехом.

— Так что, — продолжает мама, — к тому времени, как она перешла в старшую школу, ее браться вели себя как компаньоны. Бедная девочка никуда не могла пойти так, чтоб они об этом не узнали. Все мальчики держались на расстоянии.

— Что ж, не виню твоих братьев за то, что они защищали тебя, — говорит Лаклан. — Вероятно, в школе ты была такой же сногсшибательной, как и сейчас.

О Боже. Я поднимаю глаза, и он так искренне смотрит на меня, что это ранит. Мое лицо еще больше пылает от такого комплимента.

— Смотри, ты заставил ее покраснеть, — говорит мама, и это не помогает. — Ты забрался к ней под кожу.

— Хорошо, — быстро говорю я, поднимаясь на ноги. — Я собираюсь в ванную. Когда вернусь, можем мы все договориться, больше не смущать меня?

— Но я люблю смотреть, как ты смущаешься, — практически мурлычет Лаклан.

Я показываю ему фак, что, конечно, заставляет маму выдохнуть от возмущения, и шагаю по коридору в ванную, запираясь там. Делаю длинный, глубокий вдох. Мое сердце колотится, и я не знаю почему. Все идет очень хорошо, но все это заставляет меня беспокоиться. Там в этом пространстве за моим сердцем есть небольшое отверстие, и оно медленно становится все больше и больше.

Я чуть смачиваю салфетку холодной водой и прикладываю к лицу. Я до сих пор красная, выгляжу так же как после секса. Может именно поэтому Лаклан хочет, чтоб я смущалась.

Когда я выхожу из ванной, Лаклан сидит в гостиной, а мама пытается сделать чай.

— Давай мне и иди, садись, — говорю я ей, беря чайник из ее рук.

Она кладет руку на мою. На минуту я смотрю на эти бледные, красиво покрытые морщинами, усеянные пигментными пятнами руки моей матери. Руки, которые я видела всю жизнь, слегка трясутся. Когда это началось? Когда они стали трястись?

Но я не спрашиваю ее, потому что она смотрит на меня с обожанием.

— Ты не должна позволить ему уйти, — тихо говорит она мне. Ее хватка на моей руке усиливается, дрожание немного уменьшается. — Он мужчина, который тебе нужен.

Я быстро улыбаюсь ей и осторожно убираю чайник подальше от нее.

— Если честно, я не знаю его достаточно хорошо, чтобы так думать. — Я сглатываю и смотрю в гостиную, где он смотрит телевизор. — Но я хотела бы.

— Иногда тебе не нужно узнавать кого-то, чтобы понять , — говорит она — И когда он смотрит на тебя, ты можешь узнать это. Он понимает тебя. — Затем она выходит из кухни и бредет в гостиную, чтобы присоединиться к нему. Я дрожу, внезапно становится холодно, и все же делаю чай. Мы пьем чашку за чашкой, смотрим эпизод любимого шоу мамы, Морская полиция: спецотдел, пока не становится поздно, и я знаю, что Лаклану надо проверить Эмили.

По какой-то причине, на этот раз мне трудно прощаться с мамой. Может быть, потому что весь вечер я была очень взвинчена. Я обнимаю ее дольше, чем делаю обычно, и говорю, что буду на следующей неделе. Может быть, мне удастся притащить с собой Тошио.

Лаклан наклоняется и притягивает мою крошечную маму в медвежьи объятия. Каждая частичка меня тает при виде подобного.

— Твоя мама прелестна, — спокойно говорит мне Лаклан, пока мы едем на машине обратно в город.

— Так и есть, — говорю я, радуясь, что он был настолько очарован ею. И столь же рада, что она была так очарована им.

— До этого ты говорила, что она была больна, — говорит он, кладя руку на заднюю часть моей шеи и потирая большим пальцем кожу. — Что с ней не так?

Моя хватка на руле усиливается.

— Я не совсем уверена. — Облизываю губы, пытаясь вспомнить. — Это началось после того, как умер отец. Она долгое время была потеряна. Мы все были. Она была в тяжелой депрессии, и полагаю, вся боль, живущая внутри нее, стала прорываться наружу. Некоторые врачи говорят, что это синдром хронической усталости, другие, что все же это депрессия и тревожное расстройство. Она плохо спит, и у нее всегда повышенное давление. У нее постоянно болят мышцы. Я не знаю, что и думать. Но это продолжается уже несколько лет.

И эти дрожащие руки, но я надеюсь, что это лишь из-за того, что она перенервничала из-за Лаклана и меня.

— У вас в Америке есть хорошие врачи? — спрашивает он.

Я качаю головой.

— Нет. Хотя, да, есть. Если вы в состоянии за них заплатить. Она никогда не работала, так что у нее нет никаких льгот, которые есть у многих людей ее возраста. Но мои братья и я оплачиваем все это. Мы стараемся и даем ей лучшее, целую кучу разных заключений специалистов. Честно говоря, — произношу я, быстро глядя на него, — думаю, она до сих пор страдает от разбитого сердца.

Он натянуто улыбается мне.

— Влюбляясь, мы всегда рискуем.

Я киваю и оглядываюсь назад на дорогу.

— Очень рискуем.

Когда мы возвращаемся к нему в квартиру, Лаклан приглашает меня зайти. Я колеблюсь. Я хочу пойти, хочу быть с ним любым способом, которым только могу. Но в моей груди есть какая-то тяжесть, и если я буду спать с ним сегодня, чувствую, что будет лишь хуже. Я должна побыть одна, мне необходимо переваривать всё. Мне нужно снова восстановить силы. Такой сильный мужчина делает меня слабой.

В ту же ночь, одна в постели, я смотрю на пустую подушку рядом со мной и задумываюсь, каково было бы, если бы там всегда кто-то был.