popovy - Unknown

Она охотно укроет мою правду внутри себя.

Я охотно позволю ей попытаться.

Но мир не идеален.

Я просто не знаю, в каком мире мы находимся сейчас.

Глава 21

КАЙЛА

— Ты уверен, что никто не собирается стягивать с тебя штаны? — спрашиваю я Лаклана, пока мы выбираемся и Рендж Ровера. Должна признать, я ужасно нервничаю по поводу того, что увижу, как он играет, хотя он не в курсе. На самом деле, я беспокоюсь о многих вещах, но об этом ему тоже не известно.

— Никаких обещаний, — говорит он, указывая подбородком на внушительный стадион перед нами. — Вот он. Дом Эдинбург Рагби.

Должна признаться, утром я была удивлена, когда он попросил меня посмотреть на его тренировку. После вчерашней ночи, ужина с его приёмной семьёй, и исповеди в машине, я ожидала, что он отстранится от меня, возведёт барьеры и увеличит дистанцию.

Но этого не случилось. Утром, несмотря на то, что утренний стояк не был чём-то необычным для последних семи дней что я в Эдинбурге, он был очень ненасытным и чрезвычайно ласковым. Но на этот раз все было как-то по-другому. Я чувствовала, что он хочет не только обладать моим телом, но и всем, что к нему прилагается. Манера, с которой его взгляд прожигал меня, был сродни величайшей жажде.

Совершенно очевидно, что я не жаловалась. После случившегося прошлым вечером, мне самой надо было почувствовать себя ближе к нему.

Я не могу лгать, то, что он сказал, напугало меня, и, в то время как я думала, что поняла его, по крайней мере, немного, все это пристрастие к метамфетамину и жизнь на улице просто убили меня. Все было намного, намного хуже, чем я могла себе представить, и с каждым искренним, неподдельным словом, выходившим из его рта, мое сердце разрывалось. Не удивительно, что он был настолько напряженным, таким разбитым, таким неверно понятым. Мужчина прошел весь ад вдоль и поперек, и, несмотря на то, что он, словно феникс из пепла, поднялся, чтобы стать человеком, которым стал, дым все еще липнет к нему. Я это чувствую.

И это меня пугает. Страх, что еще не все кончено. Потому что, как это может закончиться? Как человек может пройти через все это и так легко отделаться? Вы не можете. Даже с самой лучшей терапией и лучшими лекарствами сможете ли вы когда-нибудь справиться с тем, что от вас отказались, усыновили, с наркотиками и бродяжничеством. Одна вещь ужаснее другой, и просто тот факт, что он жив и здоров, удивляет меня.

Но я не хочу жить в страхе за него, и не хочу верить, что в любой момент он может оступиться, даже если я недостаточно наивна, чтобы игнорировать некоторые вещи, такие как его отношения с алкоголем. Я хочу, чтобы он продолжал быть сильным, могучим, великодушным. Гордый зверь. Я хочу, чтобы он не стыдился того, кем он был, потому что это лишь сделало его удивительным человеком. Хоть я и знаю, он думает совершенно по-другому, знание правды о Лаклане заставило мое уважение к нему взлететь до небес.

И теперь, теперь я действительно понимаю его страсть к собакам, то, что он спасает «плохих собак», которых отвергли и забыли. Он, в прямом смысле слова, жил так же, как и они, завися от доброты незнакомцев.

Тем не менее вот она я, собираюсь пойти на стадион, где буду свидетелем того, как он вытащил себя из под обломков.

— Теперь я должен предупредить тебя, — говорит он мне, проводя ключом-картой по замку у одного из задних входов. — Ты можешь заснуть. Мы еще не совсем разыгрались. Я сегодня буду работать над увиливанием от ударов, особенно учитывая, что у меня есть склонность сбивать людей.

— О, я знаю, — весело говорю я. — Я прочитала это на твоей странице в Википедии.

Он стонет.

— У меня есть такая страница?

— Это лишь означает, что у тебя все получается.

— Чтоб тебя! Так или иначе, я не могу больше сбивать людей, без риска нанести травму себе, так что увиливание мне пригодится.

— Я смогу, по крайней мере, увидеть тебя в схватке? — спрашиваю я, когда мы идем по промозглому, цементному туннелю к освященному зеленому полю в конце.

— Неа. Но наблюдай за схваткой. Подожди и увидишь, что произойдет. — Он искоса смотрит на меня, поджав эти полные губы. — Разве ты не помнишь о регби ничего из того, чему я тебя учил?

Я резко смеюсь.

— Давай посмотрим правде в глаза. Я просто пыталась флиртовать с тобой, может быть получше рассмотреть твою задницу.

— Если я правильно помню, ты определенно флиртовала со мной.

Я закатываю глаза.

— Ну что ж, тогда ты, кажется, не знал об этом.

Он останавливается и притягивает меня к себе.

— Я знал это и тогда. Просто мне надо было набраться смелости, чтобы предпринять что-нибудь. — Он целует меня в лоб, и мы продолжаем идти.

Мы пришли немного рано, так что он ведет меня на трибуны, где выбирает мне хорошее место.

— Ты достаточно близко, чтобы услышать как Алан, наш тренер, кричит на нас, и особенно на меня, и у тебя будет возможность увидеть всех. Я лучше пойду в раздевалку.

Я с тревогой хватаю его за руку.

— Что, ты уже уходишь?

— Я скоро вернусь. Туда, вниз, — он указывает на поле. — Постарайся не уснуть.

Он скачет вниз по лестнице, и я смотрю, как подпрыгивают мышцы его задницы, пока он идет. Через несколько минут, когда понимаю, что пройдет еще время, прежде чем все это начнется, я достаю телефон и начинаю писать е-мейлы. Я пишу Стеф и Николе, очень сильно желая пересказать им то, что рассказал мне Лаклан, но знаю, им не нужно знать это и даже понимать. Это прошлое Лаклана, которое он доверил мне, и я это уважаю.

Я так же пишу маме. Последнее письмо, которое я получила от нее, было несколько дней назад. Она сказала, что скучает по мне, это адски ранит, но у нее все отлично и ее навещали Тошио и Шон. Она не упомянула других моих братьев, Никко, Пола и Брайана, поэтому я так же пишу Тошио, чтобы узнать, сможет ли он напомнить им. После всего того, что Лаклан сказал мне, я чувствую себя странно хрупкой и слабой внутри, и моя потребность знать, что все будет хорошо сильнее, чем когда-либо. Я бы хотела, чтобы здесь была машина для телепортации, чтобы я могла вернуться обратно, лишь на минуту, и подарить маме длинное объятие. Такие объятия исправляют все.

Но это невозможно, и вместо этого я сижу на трибунах пустого стадиона, в ожидании мужчины, в которого безнадежно и беспомощно влюблена. Мне ненавистно то, что я не могу иметь все, и ненавистно, что природой так устроено, хотеть больше, когда, наконец, вы получаете что-то стоящее.

Наконец снизу раздается крик, и я прекращаю писать письма, чтобы вытянуть шею и увидеть кучу больших здоровенных мужчин, выбегающих на поле в обтягивающих футболках и шортах. Лаклан находится в конце, разговаривая с мужчиной небольшого роста в ветровке, почти таким же широким, как и он сам. Предполагаю, это Ален, тренер.