Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

Экономический и политический подъем повлек за собой соответствующее культурное возрождение. Получили интенсив ное развитие почти все роды искусства. Достаточно сказать, что блестящие памятники архитектуры, крепости, церкви и монастыри, разбросанные по всей стране, в большинстве своем были воздвигнуты в те времена. Даже простой перечень их дает представление о грандиозных масштабах строительства. Были созданы шедевры изобразительного, в частности фрескового,искусства и чеканки. Везде и во всем ощущалось назревание нового подъема духовной культуры и не было силы, способной остановить могучий натиск свободной мысли

Качественно новых высот достигли грузинская литература, философия, наука. Ими ставились вопросы, волновавшие мыслителей в самых развитых странах тогдашнего мира.

К сожалению, многие достижения той эпохи были стерты годами последовавшего лихолетья, но даже того, что сохранилось, более чем достаточно для подтверждения несомненного взлета культуры. До наших дней дошли переводы и оригинальные произведения Эквтиме и Георгия Атонели, Арсена Икалтоэли и Иоанна Петрици — выдающихся грузинских теологов и философов. Донесены до потомков замечательные по содержанию и виртуозные по форме оды Шавтели и Чахрухадзе, в которых подчеркивается особая миссия могучего грузинского государства. Фантастические подвиги несгибаемого в бою витязя-рыцаря описал автор «Амиран-Дареджаниани» Моссе Хонели. Грузинский читатель ближе познакомился с византийскими, а через них — с античными художественной литературой и философией, с лучшими образцами восточной поэзии. Саргису Тмогвели приписывается блестяще выполненный перевод персидского любовного романа «Вис о Рамин» («Висрамиани»).

Именно в ту эпоху был написан и бессмертный «Витязь в барсовой шкуре» *Шота Руставели, увенчавший собою блестящее развитие грузинской литературы.

«Витязь в барсовой шкуре» — результат развития древнейшей грузинской культуры, органически слившей в себе, на богатой и самобытной национальной основе, все величайшие достижения цивилизаций Востока и (через Византию) Запада.

Шота Руставели, выразитель лучших стремлений самой прославленной эпохи в истории грузинского народа, сложил бессмертный гимн благороднейшим чувствам человека: дружбе и любви. Он одним из первых в истории средневековой поэзии утвердил новый идеал совершенного человека.

Мудрость и поэзия безраздельно господствуют в его произведении. Идеальные герои проникнуты возвышенным ренессансным духом. Торжествующий оптимизм, несгибаемая стойкость в борьбе против жизненных невзгод — краеугольный камень мироощущения «Витязя в барсовой шкуре», и это делает Руставели и его поэму бессмертными.

Коснемся вкратце тех основных вопросов, освещение которых в «Витязе в барсовой шкуре» делает его величайшим художественным явлением в истории средневековой литературы.

События, о которых повествуется в поэме, разворачиваются сюжетно с величайшим мастерством.

Поэма посвящена неповторимо прекрасной любви Нестан и Тариэля. Повествование начинается с описания событий, происходящих в Аравии. Далее в действие вводится, в атмосфере таинственности и загадочности, чужестранный витязь, Тариэль, и поиски следов этого героя, исчезнувшего так же внезапно, как и появившегося, создают напряженную атмосферу. Читатель с интересом следует за отправившимся на поиски Тариэля Автандилом и узнает о трагической судьбе любви Нестан и Тариэля. Каждый отдельный эпизод несет совершенно конкретную, четко определенную художественную функцию, прежде всего — как составное звено в общей сюжетной цепи. Приключения героев обогащаются все новыми и новыми моментами, и каждый предшествующий эпизод служит логической подготовке последующего. Путем непрерывных, волнообразных, следующих друг за другом переходов повествование достигает своей кульминационной точки. Возьмем хотя бы первый эпизод — охоту Ростэвана и Автандила.

Из него мы получаем информацию, имеющую решающее значение. Автандил — рыцарь, не имеющий себе равных (на охоте он превзошел даже своего царя и воспитателя — Ростэвана), и несомненно, что в его лице Аравия имеет достойного полководца. Во время охоты Ростэван и Автандил случайно наталкиваются на незнакомого витязя, облаченного в барсовую шкуру, — и начинается новое сюжетное звено. Тинатин поручает своему возлюбленному (миджнуру) Автандилу разузнать, кто этот чужестранный витязь. Такой же прием строгой логической последовательности применяется и в последующих главах, что придает сюжету предельный динамизм и делает повествование увлекательным и интересным. Если сравнить творение Руставели с восточными поэмами, в которых сюжетная линия по большей части имеет прерывистый характер, то превосходство его не может не броситься в глаза. Сопоставляя с этой точки зрения поэмы Низами и «Витязя в барсовой шкуре», известный востоковед А. Н. Болдырев совершенно справедливо замечает: «В поэмах Низами фабула играет далеко не первостепенное значение... действие в поэмах Низами очень замедленно, что дает возможность несложному сюжету быть развитым на протяжении нескольких тысяч стихов. В поэме Руставели наблюдается противоположная картина: там сложный, запутанный сюжет развивается в очень энергичном темпе на протяжении всей поэмы» *.

Разгруженность повествования от излишних эпизодов отличает «Витязя в барсовой шкуре» и от западноевропейских рыцарских романов (как, например, «Парцифаль» фон Эшенбаха, «Ланселот» Кретьена де Труа и др.), в которых явно заметно увлечение авантюрно-приключенческими моментами.

Вместе с тем, в поэму попутно включаются и собственные авторские комментарии и лирические отклонения, что разнообразит и оживляет сюжет. Своеобразие придают поэме эпистолярные пассажи, среди которых особой поэтичностью отличаются письма Нестан (особенно прощальное ее письмо к Тариэлю из Каджетской крепости, полное мудрости и поэзии).

При жанровом определении «Витязя в барсовой шкуре» мы видим, что произведение это не вмещается в рамки героического эпоса, хотя в нем безусловно ощущаются элементы, характерные для древнего эпоса. В поэме мы находим, например, своеобразное проявление вековечной борьбы Добра и Зла (хотя автор дает свою концепцию отношения к ним); к древней мифологии восходит мотив заключения красавицы в царстве зла, сближаемый поэтом с проглатыванием драконом Луны (этот образ также бытует в древнейших народных представлениях). Есть здесь и несколько эпизодов, отразивших элемент магии — в пещерах, отвоеванных у дэвов, герои находят волшебное оружие, которое должно помочь им сокрушить царство каджей, и т.п. Все это, однако, — только отдельные моменты. «Витязь в барсовой шкуре» и тут резко отличается от предшествовавших ему грузинских произведений героико-богатырского характера. Вспомним «Амиран-Дареджаниани» Мосэ Хонели, в котором элемент сверхъестественного представлен очень обильно. Сверхъестественным проникнуто почти каждое сколько-нибудь значительное произведение средневековой литературы как на Западе, так и на Востоке, не говоря уже о более древних временах. В немецком эпосе «Песнь о Нибелунгах» Зигфрид порой пользуется шапкой-невидимкой. Так же часто обращаются к сверхъестественным силам герои «Вис о Рамин» Фахр-эд-дина Гургани и «Тристана и Изольды». Изобилуют элементами чудесного как героические, так и романтические персидские поэмы. Изложение событий в сравнительно реальной атмосфере — одна из характерных черт «Витязя в барсовой шкуре».