Сергей Буридамов - Чужие камни Ноккельбора

Женщина захлопнула печную заслонку и повернулась лицом к мальчику. Векша поклонился поясно и, как учили, поздоровался:

– Мир твоему дому, хозяйка.

Женщина улыбнулась, а Векше стало тепло от ее улыбки. Он знал, кто перед ним.

Могильная Хозяйка имела облик зрелой бабы с веселым и живым лицом. Чуть заметные морщинки у краешка губ, лоб высокий да чистый, губы полные. Грудь большая, а ниже талии тело уже грузноватое. Словом, обычная баба, перевалившая пору зрелости. Волосы ее были аккуратно уложены и покрыты простой светлой косынкой. И платье было самое, что ни есть, немудреное – ситцевое, легкое.

– Наконец, дошел до меня, Векшик. Отпустили они тебя, значит, – промолвила Мора, указывая пальцем на скамью, что стояла у широкой столешницы. Векша покорно проследовал и сел за чисто накрытый стол, думая о том, что «Векшиком» его прозывали доселе лишь тетка да сестра.

Мора внимательно посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Не бойся ничего, – и повернулась к печи, – Есть, поди, хочешь? Сейчас вечереть будем.

Векша остолбенел. В сказках да преданиях о Могильной Хозяйке разное сказывали, но чтобы гостей потчевать? И тут мысли его прервались, потому что по воздуху поплыл дивный аромат, от которого толстяк чуть не захлебнулся слюнками. Это же…

– Я к твоему приходу блинов напекла, – заявила хлопотавшая со сковородой Темная Сестра. – Поминки, как никак. Да и не ел ты давно. Плохая буду я хозяйка, если такого гостя некормленным-непоенным оставлю.

«Кого поминать-то?» – захотел спросить Векша, но вовремя спохватился. – «Вот я дурень! Это же меня поминать надо. Я же помер!».

А тем временем, стол чудным макаром заполнялся яствами да питием. Яблоки, груши, орехи, корытца с медом да сметаной, кувшин с квасом. «Откуда это здесь?» – изумлялся Векша. Мертвым он был, но аппетит его никуда не делся. И когда Хозяйка водрузила в центр стола блюдо с блинной горой, мальчик больше не мог сдерживаться. Сначала опасливо, а потом уже жадно и быстро начал он хватать блин за блином; макать, поочередно, то в сметану, то в масло, то в мед, то в варенье из клюквы да брусники и закидывать себе в рот сладкие и сытные комки. Отродясь таких вкусных да румяных блинов ему есть не приходилось. Сама же Мора пару всего съела; больше на Векшу поглядывала.

Глаза у нее были темно-серые и глубокие-преглубокие, словно море-океан. Подумалось Векше между делами блинными, что у неба здешнего такой же цвет – сумеречный и бесконечный. Зачем-то кинул он взгляд на давешнюю козлиную голову и остолбенел – аж блин комом встал в горле! Теперь смотрели мертвые козлиные глаза на Векшу с другой, противоположной стены. Словно следили. «Ну, знать, надо, чтобы так было» – успокоил себя подросток, хотя взгляд дохлой козы ему совсем не понравился.

– Думала я вначале молодой девкой прикинуться, – сказала Мора. – Но потом решила: нет, не стоит. Нас разговор с тобой серьезный ждет. Нечего тебя своим видом отвлекать. А уж старухой-бабкой я и сама не люблю показываться.

Векша только головой кивал. «Хоть наемся напоследок» – думал он, усердно набивая брюхо.

Спустя время толстяк отвалился от стола и, пообвыкнув, развалился на скамье. Еда со стола пропала, а сама богиня увлеченно вязала, аккуратно шелестя спицами. Если бы не серый свет, бьющий в горницу с улицы, можно было подумать, что не Могильная Хозяйка перед ним, а обычная кума. Но Векше было лениво размышлять о здешних странностях: ему стало уютно и хорошо. Память о боли пропала, и лишь изредка покалывали внутри отголоски пережитых ужасов. Тех, что прошел он, будучи живым. В присутствии богини смерти не было страха. У Векши и вовсе возникло чувство, что с Могильной Хозяйкой он всю жизнь знается. «Ну, да… Знаюсь» – и стал вспоминать все похороны, на которых был. В Лукичах они не были редкостью. Детишки рождались и умирали часто. Да и взрослых смерть часто наведывала – от недугов да диких зверей. Двоих болотная лихорадка за одно это лето до домовины довела.

– Госпожа, когда я смогу к родным пойти? – неожиданно для себя, спросил расхрабрившийся Векша. Сказал и сразу осекся. Пальцы Моры перестали шевелить спицами. Она оторвалась от вязания и грустно посмотрела на него своими бездонными серыми глазами.

– Можно прямо сейчас, – сказала богиня. Голос ее был мягок, но сквозило в нем что-то нечеловеческое. Древнее, как солнце. А еще был он с хрипотцой, как случается это с женщинами, что всю жизнь трудятся в поле, подставляя шею горячим и ледяным ветрам. – Ты это заслужил. Хочешь – сейчас отправлю? Или еще посидим-побеседуем?

Удивился Векша: «Оказывается, на то мое согласие нужно». И ответил, тщательно подбирая слова:

– Как скажешь, хозяйка. Я уж и не тороплюсь вроде.

Мора нахмурила брови, но губы ее разошлись в улыбке:

– Странный ты… Сразу видно – последний человечек. А мне ведь больше некого здесь встречать.

Векша остолбенел. Такого он не ожидал

– Знаю, о чем спросить хочешь, – сказала Мора. Спицы в ее руках то ускорялись, то замедлялись. – Тебе сказывали, что еще на Севере, у Студеного моря, живут поморяне. Да и Черный Лес велик. Лютовичи, гнездовичи, речники… Народец у Хребта. Все те, до кого каменноликие раньше не добрались.

Она действительно прочла его мысли. Рядовичи, что жили в Лукичах, поддерживали связи со многими племенами. Раньше друг к другу весточки посылали. Давно, правда, ответа не приходило.

– Мертвы, Векшик, все мертвы. И каждого я встретила и дальше проводила. До тебя двоих – Зоряна, а потом Миланицу, – произнесла Мора, не отрываясь от вязанья. – А теперь не найти человечков во всем Уделе. Ты – последний.

Векша сопел, не зная, что сказать. Наконец, спросил:

– А я матушку с батей Там увижу? И Миланицу? И деда?

– Не могу ответить тебе. Знать сего даже мне не положено, – сказала Мора. – Из века в век людей встречаю и показываю, куда идти. А что Там, мне неведомо, ибо Там я не была.

Помолчали. Векша чувствовал, как по его телу разливается сонное тепло.

– Я знала, что когда-нибудь этот день придет. Я приняла в себя смертный вздох всех проживших жизнь и окончивших ее. По Изначальному Наказу все было правильно, все было вовремя. Вы плодились, множились и умирали. Все, как надо. Как должно быть.

Векша внимал Темной Сестре, вслушиваясь в неспешный ход ее голоса. Само время и пространство не действовало в этом месте. Часы, дни, столетия роились вокруг горницы Сумеречной Моры, но внутрь не было им пути. На мгновение он увидел себя совсем маленьким, рядом с сестрицей, слушающего дедовские сказки.

Историю, которую рассказывала ему Мора, он знал. Но сказывала она не так, как у людей было принято. Много непонятного и неясного услышал мальчик. Векша только сейчас по-настоящему ощутил, какое древнее и непостижимое существо сидело перед ним, склоняясь над вязанием.