Ян Горский - Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя

– Зазывают, – усмехнулся он.

– Вот это да! Им понадобился всего миг – и они привлекли внимание десятков людей, да так, что те позабыли про все на свете, куда шли и зачем! – Иоанн стоял завороженный, чувствуя восхищение и какую-то добрую зависть.

– В душе я тоже хотел бы быть артистом и веселить людей… – пробормотал он, но Аарон ничего не услышал.

Неподалеку Иоанн заметил странную повозку с двумя изящными лошадьми рыжей масти. Их головы были украшены перьями, а в шелковистые гривы вплетены разноцветные нити. И хоть они и были запряжены в повозку, их крупы были покрыты попонами, украшенными разноцветными бусинами и блестками, которые переливались на солнце, слепя глаза. В самой повозке стояла клетка с двумя яркими диковинными попугаями, лежали обручи и копья, украшенные мехом, а также сетка с шарами, видимо, для жонглирования. При виде всего этого пестрого великолепия глаза Иоанна разбежались, рот расплылся в улыбке, и он хоть на миг захотел окунуться в этот мир.

Шли годы. Иоанн легко влился в ритм столицы. Дядя Аарон помог ему проникнуться тайнами политики и закулисных сцен, которые обыватели не всегда понимали. И конечно, он изучил суть обрядов в Храме, Тору и другие философии и верования. Для саддукеев было странно уделять внимание не только языческим философиям, но даже иным иудейским пророкам, однако Аарон был не как все. Иоанн же, в свою очередь, видел его внутреннюю борьбу за самоопределение и сочувствовал. Симпатии Аарона к другим учениям, выбивали его из общей массы власть имущего сословия саддукеев, контролировавших Судейский совет и принятие основных решений в городе. Казалось, что Аарон давно должен был готовить Иоанна к священничеству, особенно видя, что тесная дружба с его любимой дочкой может перерасти в супружество, тем не менее этого не происходило.

Однажды тетя Бейла, взяв с собой Илану и Эмму, отправилась к двоюродной сестре в Эммаус, городок западнее Иерусалима. Вернуться планировали на четвертый день. Аарон принес в дом чистого пергамента и перевод одной греческой книги – Иоанну следовало ее переписать, чтобы через три дня вернуть владельцу. Автором книги был некий греческий врач Гиппократ, который считал, что в теле человека имеются четыре основные жидкости: кровь, слизь, желчь и черная желчь. Преобладанием той или иной жидкости в теле Гиппократ объяснял разницу в поведении людей и их способность к общению.

На второй день после того как женщины покинули дом, к Аарону прибежал один из его знакомых. Иоанн встречал его до этого на Храмовой горе, однако имени не знал. Очевидно, что-то произошло, и взволнованный мужчина спешил поделиться этим с Аароном. Они о чем-то быстро переговорили и удалились, дядя предупредил, чтобы Иоанн никуда не уходил и дождался его возвращения, а если будет поздно – ложился спать.

– Что-то явно случилось, – подумал парень. За забором послышалась суета. Люди, покидающие рыночную площадь, проходили за воротами дома необычно быстро.

– Неужели снова мятеж?.. – внутри Иоанна боролись любопытство со страхом. – Что ж делать?

Он выглянул за забор и увидел людей, спешащих в разных направлениях. Юноша вышел из дома и направился за потоком, который шел в сторону Храма. Преодолевая волнение, он остановился в переулке, словно прячась от кого-то и не решаясь выйти на площадь, что открывалась за углом. Дыхание его участилось, во рту пересохло.

– Люди… какие-то они непонятные, – подумал Иоанн про себя.

Вот мужчина, одетый в черные одежды, быстро двигается, подгоняя идущих перед ним двух парней лет пятнадцати и восемнадцати, видимо, сыновей. На лицах их написан страх, будто они от кого-то спасаются. За ними старик с женщиной и детьми, мальчиком и девочкой. Дети бегают и смеются – им, похоже, в радость видеть, как старшие, которые обычно еле плетутся, вдруг сами подгоняют их. На лице старика страх смешан с обидой. Он что-то бормочет под нос, обвиняя кого-то.

На площади раздался женский крик. Иоанн выглянул за угол и увидел четырех римских солдат. Они бежали в сторону Храма.

– Наверное, сейчас все сбегутся туда. Что же случилось?

Он вновь посмотрел на прохожих, но уже не тех, кто шел ему навстречу, спеша по домам, а тех, кто направлялся к Святой горе. На их лицах страха будто и не было. Они были полны решимости и бесстрашия.

– Те же горожане, – подумал Иоанн, – но в глазах совершенно другое послание.

Иоанн, в юной душе которого уже зрел бунтарский дух, решил последовать за ними. Приближаясь к западной стене, он приметил группу из семи-восьми мужчин, направляющихся от крепости к арочному мосту, где располагалось здание синедриона. Юноша последовал за ними. Площадь перед мостом была переполнена – несколько сот человек. Большинство просто стояли молча, другие возмущенно переговаривались. Были и те, кто выкрикивали из толпы: «Руки прочь от священства!», «Свободу синедриону!», «Язычники, убирайтесь!»

Пробравшись в толпу, Иоанн по разговорам понял, что прокуратор Грат приехал из Кесарии в Иерусалим. Приехал очень недовольным, так как в его планы не входило посещение столицы в ближайшие месяцы. Римляне схватили бунтаря, которого давно искали. Тот, вероятно, на допросе выдал, что члены синедриона знали, где он, но покрывали его. Теперь префект зол на первосвященника, как никогда, и, видимо, жаждет назначить нового, преданного ему. Грат сейчас находился в Антонии, но пока он вызвал первосвященника Каиафу на разговор, Анна поднимал народ, чтобы продемонстрировать, что власть в руках священников и префект не должен идти против нее.

У входа в Палату тесаных камней 13 13 Место заседаний Великого Синедриона. было порядка двадцати охранников первосвященника. Однако вокруг все было окружено римскими солдатами. Вдруг раздался шум, и еще с три десятка всадников въехали с западной стороны. За ними с гулом топали еще около двухсот солдат в полном обмундировании: кто с мечами и щитами, кто с копьями, в доспехах и шлемах. Видимо, это была часть легиона, который размещался в замке Хасманеев. Всадники взяли толпу в кольцо. Шестеро из них поскакали к крыльцу синедриона и не спешившись с коней прошли через охранников первосвященника и встали позади них у самых дверей. Напряжение нарастало. Солдаты рассредоточились вокруг толпы и перекрыли все улицы, ведущие к площади. Вслед за этим еще сорок солдат подбежали к дверям и окружили охрану духовенства. Охрана была вынуждена отступить к толпе. Один оступился, и римлянин толкнул его копьем в спину – он упал. В ответ четверо из охранников схватились за кинжалы, готовясь достать их из ножен, на что первый ряд римских солдат обнажил мечи, а крайние в ряду направили копья в сторону стражников. Те медленно отступили, не снимая рук с рукояток кинжалов. Воздух накалился от напряжения. Военачальник в шлеме с посеребренным поперечным гребнем врезался в толпу на коне и загарцевал на месте между солдатами и охраной. Его панцирь был украшен наградными бляхами на цепи, а рука сжимала палку из виноградной лозы, знак его власти. Он злобно осмотрел толпу и, оскалясь, крикнул: