Ян Горский - Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя

Потрясенный тем, что поведала шесть дней назад мать, Иоанн, смирившись с волей родителей, собирал вещи. Юноша готовился отправиться в Иерусалим к старому знакомому своего отца, священнику Аарону.

Похороны мамы Иоанн пережил достаточно спокойно. Он и сам удивился тому, как просто отнесся к смерти самого близкого человека. Возможно, повлияло то, что Елизавета смогла подготовить его к своему уходу, а может, он выстоял благодаря поддержке Аарона. Так или иначе, за последние дни парень значительно повзрослел и стал относиться к жизни более вдумчиво.

Еще недавно Иоанн был простым подростком из Хеврона, города южнее священного Иерусалима на сто семьдесят стадий 2 2 Единица измерения расстояний в древних системах мер многих народов, равная примерно 190 метрам. . Юноша любил проводить время со своим лучшим другом Матфеем, сыном левита с соседней улицы. С ним они часами могли пропадать на холме у старого фисташкового дерева, где собиралась местная молодежь. Оба были увлечены Египтом и Грецией и могли долго держать внимание собравшихся историями о них. Несколько переведенных пергаментов осталось в доме от отца Иоанна Захарии, другие же дорисовывало их воображение и обрывки рассказов купцов, которые шли с караванами из Египта в Сирию. Время от времени мальчики со своим соседом стариком Авдием ходили скупать шерсть, которую купцы собирали в дороге с линяющих верблюдов, там Иоанн заодно практиковал и свой греческий. Кроме того, парень раз в неделю помогал Авдию продавать на рынке инжир и финики – из уважения к умершему пять лет назад отцу Иоанна сосед Авдий предложил мальчику подрабатывать у него. Мать была не против, даже рада – ведь до болезни, приковавшей Елизавету к постели, она, хоть и была в преклонных годах, держала хозяйство в идеальном порядке. Будучи женой священника, Елизавета привыкла вызывать к себе уважение, однако прошли те времена, когда семья имела прислугу. Уже давно Елизавета с Захарией решили жить в скромности и простоте пред Богом, несмотря на то, что происходили из рода Ааронова и принадлежали к знатным саддукеям 3 3 Саддукеи – религиозно-политическое направление в иудаизме. Потомки Аарона, сосредоточившие в своих руках одновременно духовную, административную и светскую власть над народом. Благодаря доходам от религиозных налогов, саддукеи составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее. Отличались своим богатством и роскошным образом жизни. Обладая властью, вынуждены были иметь дело с иноземными элементами, отчего попадали под влияние культур Рима и Греции. От фарисеев и ессеев их отличало признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых, отрицание ангелов и духов. Саддукеи утверждали, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния. Человек сам является ответственным за своё благополучие, равно как и за своё несчастье. . Может быть, поэтому Елизавета и не видела ничего зазорного в том, что юный Иоанн трудится. Иногда парня звал на помощь и один из местных торговцев рыбы, Оким. И хотя Иоанну не по душе было разделывать рыбу, он обожал лакомиться ею, а Оким неизменно благодарил за помощь парой живцов.

Возможно, все бы так и продолжалось, однако разговор с матерью изменил жизнь молодого человека бесповоротно.

– А посуду-то зачем? – спросил Аарон Иоанна, – заполняющего телегу вещами.

– А разве не стоит?

– Что ты, возьми только самое необходимое – у нас с Бейлой в хозяйстве есть все. А это что? – священник указал на деревянное ведро, накрытое женским потрепанным платком.

– Да там это… сандалии старые да ремни.

– Не стоит, оставь это! А тут что за мешок? – Аарон старался быть вежлив и деликатен с парнем, но в интонации то и дело проскальзывало давно уже позабытое Иоанном давление. После смерти отца юноша даже успел соскучиться по такому тону – Авдий-то был добрейшим стариком и никогда не позволял строгости, а Оким, если что шло не так, все шутил.

– Шкуры там… мама собирала, – последними словами Иоанн вмиг придал этим шкурам ощутимой ценности – ведь даже если бы это было что-то абсолютно ненужное, после такой ноты, Аарон просто не посмел бы отказать.

– Ладно, возьмем. Пергаменты непременно бери. Да и инструменты садовые, я приметил в сарае. Из вещей много не нужно, в Иерусалиме все есть. А это? – спросил он про сумку из верблюжьей кожи.

– Тут вещи отца, это я точно возьму.

– Хорошо. Что вы с этим Авдием решили?

– Он хотел, чтобы я продал ему дом – старший сын уже обзавелся первенцем и хочет жить отдельно. Но я решил повременить пока.

– Правильно, успеешь, если что.

– Вещи я уберу в чулан, а что надо – оставлю. В общем, я им разрешил пользоваться домом. За три месяца Авдий уже заплатил, сказал, что на Шавуот 4 4 В иудаизме – праздник дарования евреям Торы на горе Синай при Исходе из Египта. будет в Иерусалиме и добавит еще.

– Может, ты ему и утварь какую продашь? Тебе пока без пользы.

– Посмотрим, вечером они с сыном зайдут.

Несмотря на внешнее спокойствие, Иоанн безусловно чувствовал боль от утраты матери. В душе была грусть, и каждая вещь наполняла его эмоциями, а в памяти одно за другим всплывали воспоминания. Аарон же, понимал, что чем быстрее Иоанн покинет родительский дом, тем быстрее его сердце обретет покой.

С вечера погрузив вещи в телегу, утром третьего дня они отправились в столицу. Путь был не близким, однако Аарон почти всю дорогу молчал. Иоанну оставалось лишь глядеть по сторонам, что его совершенно не удручало – дорогу он любил. Опыта путешествий почти не было, но зато жажда новых впечатлений, несомненно, обитала в нем. Он слышал, что где-то есть плодородная земля с цветущими полями и с холмами, заросшими зелеными высокими деревьями. Мама не раз рассказывала о том, какая там мягкая и черная, как ночь, почва. На ней можно выращивать цветы, названия которых Иоанн почему-то не запомнил, зато знал, что звучат они прекрасно и пахнут божественно. Маме как-то привезли луковицу из Малой Азии, но цветок зацвел лишь однажды, а потом высох, и сейчас Иоанн ехал в тряской телеге, пытаясь вспомнить его название.

Вскоре перед ними открылись просторы каменной пустыни, окунавшие в чувство бесконечной свободы – вольности, которая манит. Шаровидные кусты пустынной галлеты, мозаикой раскинувшиеся до самого горизонта, несмотря на свое однообразие, возбуждали в сердце смелость и даже решимость, стремление прорываться сквозь них, бросая вызов самому горизонту в жажде познать его секреты. Справа, неподвижной каменной змеей врезаясь вдаль, тянулся хребет возвышенностей, и казалось, ему нет конца. На запад уходила еще одна дорога, ведущая к гряде одиноко стоящих скалистых холмов, затушеванных до высоты в сто локтей темным, как грязь, песком и обросших кустами маквиса и гариги.