Андрей Ефремов (Брэм) - Мистическая Якутия. Рассказы и повести

– Держи, Нохоо, заработал… Эх, бердану бы мне!..

Его охотничье зимовьё представляло собой обыкновенный балаган, разве что маленький размером: четыре вкопанных столба, поверху – перекладины, на них вертикально опираются неотёсанные еловые жерди – это стены, крыша засыпана толстым слоем земли, пол тоже земляной, в крохотные оконные проёмы вставлены глыбы льда, снаружи щели плотно забиты снегом.

Старик развёл огонь, дождался, пока пламя не наберёт силу, и положил в очаг кусок лепешки, щедро намазанный запасённым ещё с осени топлёным гусиным жиром: «Кушай, кушай, дух-хозяин, не побрезгуй. Защити меня и не скрывай в себе злых духов, отврати это место от козней абаасы нижнего мира». Увидев, что огонь с весёлым потрескиванием принялся за предложенную пищу, удовлетворённо крякнул, и только после этого набрал в прокопчённый чайник снег и повесил его на перекладину в камельке.

Пока, сидя на ороне, 12 12 Орон – лежанка. строгал лучины для последующих розжигов, вскипел чайник, одновременно с этим в балагане стало тепло. Старик, сняв оленью доху, закинул в кипящую воду солидный кусок чая, отужинал холодным, отваренным ещё вчера мясом глухаря, лёг спать.

Среди ночи проснулся от скрипа снега под чьими-то шагами: в глухой тишине зимней тайги от любого шума про-снёшься. «Кто это по ночам здесь ходит? – подумал Назарка. – Заблудился кто? Удивительно». Верный пёс тоже учуял пришельца, насторожился, но вёл себя спокойно, – значит, опасности нет, это не зверь. Шаги приближались к обитой лосиной шкурой двери. «Однако, встретить надо человека», – покряхтев, старик встал, забросил в камелёк дров. Стало гораздо светлее. Дверь открылась, помещение тут же наполнилось морозными клубами. Вошёл мужчина:

– Кепсе! 13 13 Кепсе – рассказывай (як.). – коротко приветствовал вошедший. Он был непривычно огромного роста для якута, как городской русский, но одет на якутский манер, весь в шкурах и на поясе якутский нож. Даже нижний конец ножен, на котором имелась петля, был привязан к бедру сыромятным ремешком, так делают в некоторых отдалённых северных племенах.

– Тох да суох, 14 14 Тох да суох – ничего нету (як.). – ответил Назарка на традиционное приветствие. Рассмотрел, так и есть – молодой бородатый русский мужчина, лет тридцати, глаза голубые как летнее небо, чуть ли не прозрачные, на руках почему-то никаких рукавиц, но руки, тем не менее, совершенно не замёрзшие, – ен кепсе 15 15 Ен кепсе – ты рассказывай (як.). …

Русский сел на скамейку у грубо отёсанного стола, снял с головы песцовую шапку.

«О, да ещё и рыжий!»

– Чай? – предложил старик, – кушать будешь?

– Нет, дедушка, спасибо, не буду ничего. Сейчас я уйду: времени у меня мало.

– Куда же ты ночью-то, оставайся, утром пойдёшь.

– Нельзя мне здесь долго быть.

Назарка отметил про себя, что движения губ не совпадают со словами говорящего, будто человек произносит одно, а слышится совсем другое. Тем не менее, говор у незнакомца был идеальный, как у настоящего якута.

– Сходи в город, дедушка, помолись за меня, свечку поставь в церкви.

– Э, нохоо. 16 16 Нохоо – парень (як.). – Услышав свою кличку, пёс насторожился, преданно посмотрел на хозяина, вильнул хвостом. – Мне что, делать больше нечего, кормиться надо, зверя добывать, да и денег на ваши свечки у меня нет, и никогда-то и не бы-ло, – старик не справился с раздирающим душу любопытством, – а ты где здесь живёшь-то, вроде тёплый совсем, что-то я не знаю рядом зимовья, или недавно отстроил? Вообще-то в этих местах мои охотничьи угодья, законные.

– Нет у меня зимовья, – ответил парень, – с осени я здесь, отец… Ну, ладно, мне пора.

– Куда пора? – удивился Назарка, – куда в такой мороз, ночь ведь?!

Уже на выходе русский не оборачиваясь напомнил:

– Посмотри за камельком, дед… Помолись за меня, Трифон – моё имя!..

Заметив, что молодой человек плохо закрыл за собой дверь, старый встал, хорошенько её захлопнул и недовольно пробубнил:

– Трифон, Трифон… молодёжь… никакого уважения…

Утро выдалось ясное, от дыхания искрился морозный дух: лучи солнца, преломляясь в мельчайших кристалликах парного выдоха, заметно отдавали радугой. Хорошо! Нет в мире ничего лучше родной тайги! А каков запах у ядрёного мороза – это надо уметь чувствовать!.. Уже отойдя шагов двадцать от зимника, почувствовал что-то неладное. Остановился.

– Нохоо!.. – Верный друг исступленно завилял хвостом. – Ты видишь?! – Но старик ещё и сам не понял, что именно нужно «увидеть». – Ты видишь, рыжий?

Постепенно до сознания стало доходить, повеяло тревогой. Развернувшись, Назарка обомлел – следов ночного пришельца на снегу не было!

– Дивные дела творятся!.. – поправив на плече ремень ружья и мешок, в сердцах сплюнул и пошёл дальше. – Ну и приснится же всякое!..

Тем не менее, охота удалась на славу. Байанай, которого дед неустанно прославлял и благодарил, и в этот день не отвернулся от старого охотника…

…Старик уснул сразу, устал. В этот раз проснулся от стука захлопнувшейся двери. Когда открыл глаза, рыжий Трифон уже сидел на скамье, а Нохоо обнюхивал его торбаса. 17 17 Торбаса (етербес, як.) – меховая обувь на мягкой меховой же подошве.

– Кепсе, дедушка!

– Опять ты?! – старик стукнул тыльной стороной ладо-ни об край орона, почувствовал соответствующую боль. – Что тебе надо, Трифон? Оставь меня в покое…

– Не бойся меня, старик, это я должен бояться… Только от тебя зависит покой и твой, и мой. Ты за камельком посмотрел?

– Чего я там не видел? Вообще-то у меня имя крещёное есть – Назарка, – недовольно пробурчал старик. Откинув одеяло, сел. – А ты, Нохоо, что впускаешь всяких?!

Пёс, посмотрев на хозяина, затем на русского, для порядку недовольно рыкнул. На бородатого это не произвело никакого впечатления.

– Это твою собаку Нохоо зовут? – улыбнулся парень. – Забавно.

– Какое тебе дело до моей собаки! – обиженно огрызнулся Назарка. – Как хочу, так и зову, – и, чтобы поддеть парня, добавил, – нохоо!

– Прости, дедушка, не хотел обижать… Посмотри за камельком, очень тебя прошу, я сам не могу.

– Прямо сейчас? – Несмотря на то, что опасности вроде бы и не было, на душе у старика похолодело, будто в ледяную полынью провалился: заметил – при разговоре русский губами шевелил, но слышал-то Назарка, оказывается, не ушами, нутром!

– Да, прямо сейчас! – рыжий встал, по его лицу было видно, что он тоже не на шутку взволнован. – Христа ради, Назар, прошу тебя, посмотри!.. Всё, я пошёл, нельзя мне долго… Завтра приду в последний раз, только от тебя зависит…

Пёс снова рыкнул, но проводил Трифона до двери. Дождавшись, пока стихнут шаги, дед, покряхтев, встал, взяв головёшку из камелька, осветил тёмный закуток. На земляном полу лежал покрытый пылью и перевязанный куском веревки, небольшой кожаный мешочек.