Фаина Раневская - Почему все дуры такие женщины

Но все же, несмотря на то что пьеса выдержала всего несколько представлений, а самой Раневской на репетициях все время казалось, что все актеры удивляются, зачем Таиров пригласил эту бездарную артистку, после «Патетической сонаты» ее имя прогремело на всю Москву. Режиссер и профессор ГИТИСа Борис Гаврилович Голубовский в своих мемуарах писал: «Я следил за каждой работой артистки после давно забытого спектакля Камерного театра «Патетическая соната» М. Кулиша… Такую реалистическую, жесткую манеру игры на сцене Камерного театра, пожалуй, не видели ни зрители, ни актеры. Как богат контрастными красками ее образ!.. После спектакля зрители говорили только о Раневской».

Истории из ее жизни

Говорят, любовь приходит с молоком матери. У меня пришла со «слезами матери». Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, – она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери – газета: «…вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов». В газете – фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу Чехова. Нахожу, начинаю читать. Мне попалась «Скучная история». Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом закончилось мое детство. Я поняла все об одиночестве человека.

Это отравило мое детство. Прошло несколько лет, и я опять услыхала страшный крик матери, она кричала: «Как же теперь жить? Его уже нет. Все кончилось, все ушло, ушла совесть…» Она убивалась, слегла, долго болела. Любовь к Толстому во мне и моя, и моей матери. Любовь и мучительная жалость и к нему, и к С. А. Только ее жаль иначе как-то. К ней нет ненависти. А вот к Н.Н. Пушкиной… ненавижу ее люто, неистово. Загадка для меня, как мог он полюбить так дуру набитую, куколку, пустяк…

Раневская играла роль одинокой неприкаянной женщины Зинки. Она носила яркую безвкусную одежду: какую-то нелепую смесь розового, голубого, зеленого. Огненно-рыжие волосы были собраны в неаккуратный хвост и перевязаны большим бантом. На лице – кричащая косметика: много румян, пудры, помады. При пении фальшивила, но сама этого недостатка не замечала, старательно напевая: «На берегу сидит девица, она узор шелками шьет, работа чудная такая, но шелку ей недостает».

Фаина Георгиевна была счастлива, что участвовала в «Патетической сонате».

Преклонялась перед Алисой Коонен, тоже игравшей в этом спектакле. Коллеги вспоминают, что когда на репетициях в зал входила Коонен, то Фаина даже теряла дар речи. Да и на репетициях она робела, чувствуя себя громоздкой и неуклюжей.

Ее крылатые фразы

ОБ УНИТАЗЕ. Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем «баттерфляй».

«Вспоминая Таирова, мне хотелось сказать о том, что Александр Яковлевич был не только большим художником, но и человеком большого доброго сердца, – вспоминала Раневская. – Чувство благодарности за его желание мне помочь я пронесла через всю жизнь, хотя сыграла у него только в одном спектакле – в «Патетической сонате». «Я «испорчена» Таировым», – так всегда говорила актриса, поясняя, почему ей не нравится тот или иной режиссер.

Когда начали репетиции «Патетической сонаты», выяснилось, что Раневская боится высоты.

Декорации для спектакля были выполнены в виде дома без передней стены, чтобы было видно, что происходит на каждом этаже. И комната Зинки – героини Раневской – находилась под самой крышей. Увидев это, она запаниковала и испуганно призналась режиссеру, что боится высоты.

Ее крылатые фразы

О ГОВНЕ И ПОВИДЛЕ.

– Фаина Георгиевна, как ваши дела?

– Вы знаете, милочка, что такое говно? Так вот оно по сравнению с моей жизнью – повидло.

– Как ваша жизнь, Фаина Георгиевна?

– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.

Таиров ее успокоил, а ее партнеру Михаилу Жарову сказал, чтобы тот не слишком «давил» на Раневскую, когда они будут играть совместную сцену в мансарде.

Жаров вспоминал потом: «Началась репетиция, я вбегаю наверх – большой, одноглазый, в шинели, накинутой, как плащ, на одно плечо, вооруженный с ног до головы, – и наступаю на Зинку, которая, пряча мальчишку, должна наброситься на меня, как кошка.

Я тоже волнуюсь и потому делаю все немного излишне темпераментно. Когда вбегал по лестнице, декорация пошатывалась и поскрипывала. Но вот я наверху.

Открываю дверь. Раневская действительно, как кошка, набрасывается на меня, хватает за руку и перепуганно говорит:

– Ми-ми-шенька! По-о-жалуйста, не уходите, пока я не отговорю весь текст! A-а потом мы вместе спустимся! А то мне одной с-страшно! Ла-адно?

Это было сказано так трогательно и… так смешно, что все весело захохотали. Она замолчала, посмотрела вниз на Таирова, как-то смешно покрутила головой и смущенно сказала:

– По-о-жалуйста, не смейтесь! Конечно, глупо просить… но не беспокойтесь, я сделаю все одна.

Таиров помахал ей рукой и сказал:

– И сделаете прекрасно, я в этом не сомневаюсь.

Однако время от времени ему самому приходилось спасать отчаянное положение. Как только он замечал на лице актрисы страх и растерянность, он прибегал к особому педагогическому приему. Стоя у рампы, он подбадривал Раневскую восторженными восклицаниями: «Молодец! Молодец, Раневская! Так! Здорово! Хорошо! Правильно! Умница!»

Но конечно, когда настало время спектакля, Раневская забыла обо всем, включая страхи, и отыграла свою роль великолепно».

Истории из ее жизни

Однажды Фаина Георгиевна начала свое выступление словами: «Мой отец был небогатым нефтепромышлеником…» Зал сначала затих от неожиданности (ведь не бывает в природе бедных нефтепромышленников!), а потом взорвался смехом. Фаина Георгиевна хотела продолжать, но смех не стихал еще очень долго. Так до сих пор никто не может сказать, что это было: ее очередная искрометная шутка или искренняя оценка благосостояния своей семьи.

Как признавалась сама актриса, она боялась и не любила своего отца. А мать просто обожала, которая привила девочке особую чувствительность, артистичность, любовь к музыке, чтению и театру.

К слову, ее отец Гирш Хаимович действительно был солидным бизнесменом. Он управлял нефтяными промыслами, химической фабрикой по производству сухих красок, владел несколькими доходными домами, складами, магазинами. У него был даже свой пароход «Святой Николай». Со временем он превратился в очень состоятельного нефтепромышленника, имевшего большой вес в местных торгово-промышленных кругах.

Известный театральный деятель, народный артист РСФСР, режиссер и профессор ГИТИСа Борис Гаврилович Голубовский в своих мемуарах «Большие маленькие театры» вспоминает: