Андрей Якушев - Притчи.ру. Лучшие современные притчи

Один мудрец в дороге как-то раз

Про святость чувств поведал мне рассказ:

«Хвалилась пред подругою одна

(Неважно чья) сварливая жена:

«Любым моим капризам муженёк

Боится молвить слово поперёк.

А любит так, что в небе без меня

Ему не светит солнце среди дня!

Настолько он красой моей пленён,

Что – волю дай – возвёл бы и на трон.

Ему мой взгляд суровый – что судья,

Закон – любая выходка моя».

Подруга, не лишённая ума,

Ответила: «Рискуешь ты весьма.

Почуяв желчь обид в вине любви,

Отвергнет муж объятия твои.

Устав капризам вечным потакать,

Свободным пожелает быть опять.

Будь как рыбак, что снасть держа в руке,

Умело водит рыбу на крючке.

Чтоб леска твоей власти не рвалась

С умом храни дарованную власть».

Не искушать бы им своей судьбы,

Не расточать бы глупой похвальбы!

Ужели под венец они пошли,

Чтоб ядом истекать, как две змеи?

Зачем имея жизни высший клад,

Трезвонить, что несметно ты богат?

Зачем, владея мужниной душой,

Желать и честь отнять своей рукой?

Что муж без чести? Видимость одна,

Дом грабит свой сварливая жена».

Умолк мудрец. Но было б в самый раз

Власть предержащим слышать тот рассказ.

Один богатый любящий отец

Наследнику оставил свой дворец,

Построенный под самый небосвод

Из дерева невиданных пород.

Резьба была на стенах такова,

Что трезвая кружилась голова —

Цветами изукрашенный сандал,

Как редкостный цветник, благоухал,

А злые львы, грозящие со стен,

У гостя вызывали дрожь колен.

«Не здание – изысканный ларец!» —

Любой сказал бы, глядя на дворец.

Но ветреный повеса молодой,

Обласканный счастливою судьбой,

Не взял себе в наследство от отца

Ни светлого рассудка мудреца,

Ни сил души для мужественных дел —

Беспечной, праздной жизни он хотел.

В палатах чудных в меру юных сил

За кубком винным время проводил,

Не ведая ни радости труда,

Ни чувства сожаленья иль стыда.

Как час один прошло немало дней

В кругу хмельных красавиц и друзей.

Пришёл терпенью Господа конец —

И гром с небес ударил во дворец.

От молнии, чей лик, как солнце, ал,

Дворец свечою яркой запылал.

Вскричали слуги, чуя страшный жар:

«Хозяин, чем, скажи, тушить пожар?!»

Уверенные в знании своём,

Один кричал: «Водой!», другой: «Песком!»,

А молодой лентяй не мог решить,

Как следует дворец отца тушить.

Не ждал огонь решения глупца,

Охватывая здание дворца,

Рванулось кверху пламя из окон

И люди в страхе выбежали вон.

От ужаса губительной жары,

Вмиг отлетели винные пары.

И юноша, оставшись не у дел,

Всю глубину падения прозрел:

Погрязнув в необузданных грехах,

Он дом своей рукой поверг во прах.

К спасению все средства хороши,

Когда в огне сокровище души,

А он ни в бой не смог людей поднять,

Ни личного примера показать.

Так, гибелью дворца потрясена,

Восстала в сыне совесть от сна,

А мудрым станет тот, кто бед не ждёт,

Взирая оком разума вперёд,

Чей путь по жизни честен, прям и прост,

Кто в будущее строит прочный мост.

Корыстью необузданной влеком,

Вор молодой в чужой забрался дом.

И чтобы впредь нужды ему не знать,

Чужим добром мешок стал набивать.

Бесцеремонно шаря в доме том,

Нашёл кувшин серебряный с вином.

В котором для воров – а кто им рад? —

Хозяин растворил смертельный яд.

Богатство и вино! Веками вы

Неопытных лишали головы!

И вор, ведомый жадностью, не смог

Сдержать соблазн и сделал шаг в силок:

Бессовестно зарвавшийся простак

Находку посчитал за добрый знак

И зелья, как воды в жару, хватил,

Вскричал и на пол грохнулся без сил.

Что понял он в последний жизни миг?

Какую боль вместил предсмертный крик?

Быть может, если б снова жизнь начать,

Не стал он на чужое посягать…

Так гибнут люди грешные порой,

Ведомые своею волей злой.

Людская зрима Господу вина —

За каждый грех заплатим мы сполна!

Нейдёт добро ворованное впрок,

Содержит яд украденный кусок.

Идущие неправедной стезёй

За кражу платят жизнью иль душой.

Кто ж обманул и месть, и правый суд,

От Божьего суда не убегут.

В саду, что цветом роз благоухал,

Павлин-красавец в неге проживал.

И птица, и прекрасные цветы

Сияли воплощеньем красоты,

Чтоб шах, который садом тем владел,

Свой нежил взгляд, оставив бремя дел.

Откормленный изысканной едой

Павлин лелеял гордый облик свой,

Хвост распускал, топорщил хохолок,

Но петь при всей красе – увы! – не мог,

Павлиний – не в пример иным – язык

Способен издавать лишь мерзкий крик.

Таков был образ жизни гордеца,

Почёт и наслажденье без конца.

Пока в одну из сладостных ночей

Вдруг не запел весенний соловей.

Ключом струились звуки среди тьмы,

Томя сердца людей, пьяня умы.

Певец небесный жемчуг рассыпал,

Из тела песней душу вынимал.

Забыв о сне, с улыбкой на устах,

Как юноша, вздыхал суровый шах.

Не чувствуя своих невольных слёз,

Росою истекали купы роз…

Иссякла песня с утренним лучом,

Но сад молчал, смущённый соловьём,

И, как ни распускал свой хвост павлин,

Красой иной пленён был господин.

Он размышлял: «Красавец пёстрый мой —