Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал третий

Ну, а если совсем отвлечься от недоумённых вопросов, то следует сказать, что Богомолов был писатель Божьей милости. Написал он немного, но каждая его вещь оказывалась событием: «Иван», «Зося», «В августе сорок четвёртого» – вещи незаурядные. Умер 30 декабря 2003 года.

Я уже здесь рассказывал об отважном редакторе журнала «РТ-программы» Борисе Ильиче Войтехове, которого в конце концов руководители Радиокомитета сняли с должности.

На следующий день после объявления приказа о снятии в редакцию приехал Борис Михайлович Хессин, член коллегии Радиокомитета и глава его литературно-драматического вещания. Ему поручили одновременно пока что исполнять ещё и обязанности главного редактора. Ничего не могу сказать об этом человеке. Он был корректен, попросил всех оставаться на своих местах, чтобы он мог с каждым познакомиться поближе.

Но этого ему сделать не дали, потому что дня через два всю редакцию внезапно вызвали на заседание коллегии Радиокомитета.

Её вёл Николай Николаевич Месяцев, человек с обезьяньи оттопыренными ушами, с косой чёлкой и тяжёлым угрюмым взглядом. Говорил он отрывисто, смертельно напугал старого Гиневского, ответственного секретаря журнала, который полусполз со стула и долго пытался усесться нормально, цыкнул на зама главного редактора Иващенко, пытавшегося объяснить председателю, что в последнее время положение в журнале нормализовалось, и стал вызывать на трибуну войтеховских соратников.

Здесь я вспомнил расправу Пугачёва над офицерами в Белогорской крепости («Капитанская дочка»).

– Признаёте, – лаял Месяцев, – виновным себя в полном идеологическом развале журнала?

Признавшим себя виновным он говорил: « Ладно, идите на место, разберёмся! », не признавшим: « Комитет не нуждается больше в ваших услугах! » Я твёрдо решил: дойдёт до меня, скажу: « Не только не признаю, но считаю, что журнал печатал первоклассную литературу ».

Но до меня не дошло.

– Рощин! – вызвал Месяцев моего заведующего. И, услышав от Иващенко, что Миша в отпуске, сказал: – Нашёл, когда уходить в отпуск! Ну, ничего! Вернётся – поговорим.

А на предложение поговорить с замещающим Рощина Красухиным ответил: – Кто это такой? Обозреватель? Почему я должен разговаривать с обозревателем. Его и без всяких разговоров надо гнать! Литература в журнале была страшная! Один Аверченко чего стоит!

(Мы перепечатали рассказ «Фокус немого кино» из книги Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», которая тогда была под запретом. Не помогла ссылка на Ленина, рекомендовавшего издать эту книгу, чтобы знать врага, так сказать, воочию. Гиневский с Иващенко добились купюры. Она как раз касалась Ленина с Троцким, которые, пятясь, вышли из дворца Кшесинской, задом дошли до вокзала (исторические события у Аверченко движутся в обратном направлении – от 1920-го до царского манифеста о свободе в 1905-м году), задом же сели в распломбированный и снова запломбированный вагон и покатили, проклятые, – размечтался писатель, – назад к себе в Германию. Но, как видим, купюра не спасла.)

Я встал и вышел из зала.

Резко, властно, хамски вёл себя с людьми Месяцев. Так позволяют вести себя убеждённые в собственной безнаказанности, чувствующие прочную опору за своей спиной. А ведь, как ни странно, опирался Месяцев, как и Войтехов, на того же Шелепина. Войтехов был главным редактором комсомольского журнала «Смена», когда его арестовали и дали десять лет. Был он дружен со сталинской комсомольской верхушкой, куда впоследствии вошёл и Месяцев. А с другой стороны, что же в этом странного? В отличие от Войтехова, Месяцев был в стае, в стаде и выработал в себе ощущение стадности: интриговал против других, грызся с другими, пресмыкался перед сильными.

Но всех, кто был в шелепинской стае, уже отслеживали. Говорят, что в этом был виноват Семичастный, который в каком-то посольстве брякнул, что Брежнев на посту генерального секретаря – фигура временная и что этот пост скоро займёт Шелепин. Через год после событий, о которых рассказываю, дождались промаха чекистов, прозевавших бегство дочери Сталина за границу, и Семичастного убрали из председателей КГБ. Позже дошли руки и до Месяцева. (А уже через три года и до Шелепина!) Тот слетел со своего поста и был сослан послом в Австралию. Он, скорее всего, благополучно бы доработал до персональной пенсии, а потом писал бы, как тот же Семичастный, воспоминания или за него бы их писали, не окажись в Австралии в один несчастливый для Месяцева день русский ансамбль песни и пляски. Нет, сам-то ансамбль имел успех у островитян, но из него вдруг исчезла прима. Она не вернулась в гостиницу, и прождавший её полночи испуганный руководитель позвонил в полицию, которая немедленно приступила к поискам.

Поиски увенчались полным успехом. Все утренние австралийские газеты вышли под огромными шапками: «Таинственное исчезновение русской балерины». Под шапкой несколько фотографий. Вот прима сидит с мужчиной в окраинном ресторанчике. Вот она с ним поднимаются по гостиничной лестнице. Вот наутро они сдают ключ портье. Вот она выходит из гостиницы об руку с тем же партнёром. Кто же он, этот счастливчик?

– Убрать! – сказал Брежнев, узнав об этой истории. И Месяцева выгнали не только из послов, но из партии, лишили всех привилегий и оставили доживать на обычную пенсию в 120 рублей.

Что ж, двенадцать лет он на ней жил, вкусил лиха, покуда влиятельные его друзья не уговорили генсека Черненко вспомнить о былом ценном кадре и восстановить в партии Николая Николаевича Месяцева, родившегося 3 июля 1930 года. Был он кавалером шести орденов Отечественной войны 1 степени и двух 2 степени. Работал во время войны сперва недолго в управлении наркомата флота, потом в управлении особых отделов НКВД, а после в отделе контрразведки СМЕРШ 5 танковой армии и, наконец, в главном управлении СМЕРШа. Ясно, за что его осыпали наградами: СМЕРШу выпало осуществлять операции по депортации народов. За эти удачно осуществлённые операции Сталин награждал опричников именно орденами Отечественной войны разных степеней. И, конечно, недаром в 1953 году Сталин назначил Месяцева помощником начальника следственной части МГБ – вести известное «дело врачей».

Так что ушёл Месяцев, как и положено такому партийному работнику, персональным пенсионером союзного значения. И книгу воспоминаний написал. Или за него написали – значения не имеет. Выпустил в «Вагриусе» в 2005 году. И ещё потом прожил 6 лет. Помер 3 сентября 2011 года почётным гражданином Москвы. И всё же двенадцать лет жил он, возможно, завывая от страха: кто мог поручиться, как повернутся события?

Игнатий Дмитриевич Рождественский поначалу занимался в родной своей Сибири комсомольскими делами: участвовал в ликвидации неграмотности, но и в ликвидации кулачества. Прокладывал шоссейные дороги. В 1930-м уехал в Туруханск, а потом в Игарку, где более 10 лет обучал детей русскому языку и литературе. На Севере пишет стихи, которые печатает во многих сибирских журналах. Они посвящены оленеводам, радистам, пилотам, – то есть тогдашним героям-романтикам.