Елена Агеева - Всемирная энциклопедия афоризмов. Собрание мудрости всех народов и времен

Сила или слабость нашей веры зависит скорее от мужества, нежели от разума. Тот, кто смеется над приметами, не всегда умнее того, кто верит им.

Случается также, что власть имущие пренебрегают весьма даровитыми людьми, поскольку те не пригодны для мелких должностей, а большие им давать не желают. При заурядных способностях выдвинуться куда легче: их обладателям везде найдется местечко.

Соблюдение целомудрия вменяется в закон женщинам, меж тем в мужчинах они превыше всего ценят развращенность. Ну, не забавно ли?

Сознание плодотворности труда есть одно из самых лучших удовольствий.

Способность проникать, как и изобретательность, и всякий другой человеческий талант, не бывает при нас постоянно: мы не всегда расположены вникать в мысль другого.

Страстям мы обязаны, быть может, наибольшими победами ума.

Страх и надежда могут убедить человека в чем угодно.

Страх перед людьми – вот источник любви к законам.

Суровость закона говорит о его человеколюбии, а суровость человека – о его узости и жестокосердии.

Твердый характер должен сочетаться с гибкостью разума.

Те, чьи занятия гнусны, – воры, например, или падшие женщины – кичатся своими низменными делами и каждого порядочного человека держат за дурака.

Терпение – это искусство надеяться.

То, что мы именуем блестящей мыслью, обычно представляет собой лишь ловкую, но лживую фразу; будучи сдобрена малой долей истины, она утверждает нас в заблуждении, которому мы сами дивимся.

Только женщинам простительны слабости, свойственные любви, ибо ей одной обязаны они своей властью.

Только тот способен на великие деяния, кто живет так, словно он бессмертен.

Торговля – это школа обмана.

Торгуя честью, не разбогатеешь.

Тот, кто способен всё вынести, может решиться на всё.

Тот, кто требует платы за свою честность, чаще всего продает свою честь.

Тратить красноречие на соболезнования, когда заведомо известно, что горе притворно, значит бесстыдно ломать комедию.

Трусу приходится глотать меньше оскорблений, нежели тому, кто честолюбив.

Тщеславие есть самое естественное свойство людей, и вместе с тем оно-то и лишает людей естественности.

Тщеславные люди – плохие дипломаты: они не умеют молчать.

Тяжелые унижения редко находят себе утешение: они просто забываются.

У женщин обычно больше тщеславия, чем темперамента, и больше темперамента, чем добродетели.

У завзятых остряков есть постоянное место в хорошем обществе – и всегда последнее.

У посредственных писак больше поклонников, чем завистников.

Уважению, как и любви, тоже приходит конец.

Удача, почитаемая всюду столь всемогущей, почти бессильна там, где нет природных дарований.

Узнать, насколько ловок человек, – вот иногда и вся польза, которую можно извлечь из назначения его на высокую должность.

Ум большинства ученых правильнее всего, пожалуй, уподобить человеку прожорливому, но с дурным пищеварением.

Ум достигает великого только порывами.

Ум не спасает нас от глупостей, совершаемых под влиянием настроения.

Ум нужней дипломату, чем министру: высокая должность избавляет иногда от необходимости иметь еще и дарование.

Ум – око души, но не сила ее, сила души – в сердце, то есть в страстях. Разум – самый просвещенный – не дает силы действовать и желать. Разве достаточно иметь хорошее зрение, чтобы ходить? Не нужно ли, кроме того, иметь и ноги, также желание и способность передвигать их?

Ум человеческий более проницателен, чем последователен, и охватывает более того, что он может связать.

Умеренность в великих людях ограничивает лишь их пороки.

Умеренность в слабых – это посредственность.

Умные люди были бы совсем одиноки, если бы глупцы не причисляли к ним и себя.

Уму только порывами дано взлетать к вершинам великого.

Умы нынче в такой низкой цене лишь по одной причине – развелось слишком много умников.

Управлять одним человеком иной раз куда труднее, чем целым народом.

Успех приносит мало друзей.

Хладнокровный человек походит на того, кто слишком много пообедал и после этого смотрит уже с отвращением на самое тонкое блюдо; кто тут виноват – кушанья или его желудок?

Хотите подчинить себе других – начинайте с себя.

Человек не настолько ценит себе подобных, чтобы признавать за другими способность отправлять высокую должность. Признать посмертно заслуги того, кто с нею успешно справлялся, – вот и все, на что мы способны.

Человек, от которого никому нет проку, поневоле честен.

Человек словно рожден для того, чтобы дурачить других и самому оставаться в дураках.

Человека называют бесхарактерным, если душа его слаба, легкомысленна, непостоянна, но даже эти недостатки все равно образуют характер.

Человеколюбие – вот первейшая из добродетелей.

Чем больше в человеке сильных, но разноречивых страстей, тем меньше он способен первенствовать в чем бы то ни было.

Чем умнее человек, тем более он склонен к непонятному безрассудству.

Честолюбие – примета дарования, мужество – мудрости, страсть – ума, а ум – знаний, или наоборот, потому что от случая или обстоятельств любое явление то хорошо, то дурно, то полезно, то вредно.

Чрезмерная осмотрительность не менее пагубна, чем ее противоположность: мало проку от людей тому, кто вечно боится, как бы его не надули.

Что одним кажется широтой ума, то для других всего лишь хорошая память и верхоглядство.

Чужое остроумие быстро прискучивает.

Шутка у философов столь умеренна, что ее не отличишь от серьезного рассуждения.

Я всегда находил смешными попытки философов выдумать добродетель, несовместную с природой человека, а выдумав ее, холодно объявить, что добродетели вовсе не существует.

Я провожу весьма серьезное различие между глупостями и безумствами: посредственность может не творить безумств, но непременно делает много глупостей.

Язык и мысль ограниченны, истина же беспредельна.

Ясность – вот лучшее упражнение глубокой мысли.

(урожденный Франсуа-Мари Аруэ)

(21.11.1694–30.05.1778)

Французский философ-просветитель, поэт, прозаик, историк, публицист, правозащитник.

Родился в Париже в семье судейского чиновника. Учился в иезуитском колледже, готовился к профессии юриста, но предпочел праву литературу. За сатирические стихи в адрес регента и его дочери попал в Бастилию. В последствии за свои произведения («Философские письма», «Светский человек» и др.) не раз был вынужден покинуть Францию. Умер в Швейцарии. Его останки перевезены во Францию, где и были преданы земле.

В философии Вольтер являлся сторонником сенсуализма Д. Локка; свои важнейшие философские статьи издал сначала под заголовком «Карманный философский словарь», затем – «Проблемы энциклопедии». В литературе начал писать в стиле классической эпопеи («Генриада», 1728), затем перешел к философскому роману («Задиг или судьба», «Микромегас», «Кандид», «Сказка о вавилонской принцессе» и др., 1740–60-х годов), где на фоне приключений, путешествий, экзотики развивал идеи о «слепой судьбе», о случайности, господствующей в жизни, о нелепости оптимизма, о том, что «человек призван возделывать свой огород», «необходимо работать не размышляя».