Симон Гринберг - Эйнштейн и Ландау шутят. Еврейские остроты и анекдоты

– Милая Валя, Дау – не Исаак. Если там Женька с девицами, то мне места нет. Когда Даунька придет в сознание, он сам меня позовет. Тогда порядок восстановится сам собою. Мне никому не нужно доказывать, что я жена Ландау. Валечка, скажите, ведь вы врач, есть ли надежда, будет ли он жить?

– Кора, в своем ли вы уме? Так вы не поедете выгонять эту девицу?

– Нет, Валя, я не имею права ее выгнать. Только скажите, есть ли надежда на жизнь? Будет Дау жить?

– Надежды нет никакой. Но, Кора, очень нужны деньги. Лившицы очень нецелесообразно тратят ваши деньги, они устраивают несколько раз в сутки банкеты для консилиума и физиков. Все едят зернистую икру ложками. Но ведь там еще очень многие дежурят: шоферы, медсестры и разные добровольные дежурные. Все голодны. У больницы нет на это средств. Я решила, что необходимо организовать бутерброды для всех. Денег на это надо немало».

Кора всегда пафосно писала о своем супруге. Вот один из ее перлов: «Машина легендарной, железной логики, как и счетно-вычислительная машина, была самой природой запрограммирована в клетках мозга физика Ландау».

Как-то Ландау стоял в небольшой очереди в институтской столовой. В какой-то момент по очереди пронеслось: «Привезли баранину!». У физика сразу возник вопрос:

– А баранина – это мясо?

«Разрешить этот вопрос он не мог, здесь его мозг был бессилен», – уточнила для потомков его жена.

Аспирант дал Ландау его книгу и попросил: «Лев Давыдович, подарите мне вашу книгу с остроумной надписью».

Ландау надписал: «АСПИРАНТУ ТАКОМУ-ТО С ОСТРОУМНОЙ НАДПИСЬЮ».

Как известно, на кабинете Ландау, который был назначен завкафедрой общей физики Харьковского государственного университета, под его инициалами и фамилией красовалась жирная приписка: «Осторожно, кусается!»

Однажды на семинаре по квантовой физике у доски стоял Дирак [4] Дирак Поль Адриен Морис (1902–1984) – английский физик, один из создателей квантовой механики, иностранный член-корреспондент АН СССР (1931). – Примеч. ред. и читал лекцию на английском языке. Ландау считал, что Дирак не понимает по-русски и время от времени в спину Дираку говорил: «Дирак-дурак, Дирак-дурак».

Дирак оборачивался, но Ландау замолкал. А когда отворачивался, Ландау снова повторял: «Дирак-дурак, Дирак-дурак».

Наконец ученому Дираку это надоело, он подошел к Ландау вплотную и сказал на чистом русском:

«Сам дурак. Сам дурак». (Из книги воспоминаний М. Бессараб «Ландау»)

У Ландау был близкий друг Лифшиц. Однажды своей супруге ученый написал: «Решил остановиться у Женьки. Его мама приготовила мне комнату. Ночью я вскочил, включил свет – о ужас! – вся простыня усыпана огромными длинными клопами».

Жена Ландау вспоминала: «Вместе с Женькой Лифшицем и его Лелей мы прожили около года. Женька съездил в Харьков, привез кое-что из своей харьковской мебели. Дау ему говорил: купи здесь новую. Он отвечал: “Дау, ты в этом ничего не понимаешь. Новая мебель плохая и дорогая, а перевести из Харькова стоит гроши. Я не люблю тратить зря деньги”. Когда харьковская мебель пришла, через некоторое время испуганный вопль Дау разбудил меня ночью. “Коруша, смотри, это та самая порода лившицких клопов. Как они жалят! И убежать теперь от них невозможно!” Еле дождавшись утра, Дау побежал в институт, пришли рабочие, вынесли Женьку с заклопленными вещами».

Кора, которая не любила Лифшица, как-то сказала своему мужу:

– Даунька, к манерам твоего друга привыкнуть трудно.

– Почему?

– Твой Женька без конца гладит то место в брюках, где застежка.

– Наверное, проверяет, застегнул ли он все пуговицы.

– Это можно сделать без многочисленных свидетелей. А еще он за столом все куски перетрогает руками, прежде чем выбрать себе один.

Во время войны Лифшиц вообще перестал мыть посуду после еды и тщательно вылизывал языком все тарелки, ложки, вилки и даже сковородки.

На что Дау ему говорил:

– Женька, да ты так здорово лижешь! Твоя посуда чище, чем у всех других.

«– Ты согласился ехать в Дубну, а сам говорил – это территория Боголюбова, и тебе там делать нечего.

– Да, говорил. Это так и есть. Но физики меня давно просили и ждут, а сейчас мне сообщили, что мой приезд необходим, надо спасать Семена.

– Какого Семена?

– Бывшего мужа Эллочки. Она забрала сына и ушла к другому, в том же доме, тоже сотруднику Дубны.

– Как, Элка бросила Семена? Но ведь Семен красавец в сравнении с вашей Элкой, он умен, и ты говорил, что он один из плеяды твоих лучших учеников.

– Коруша, в смысле науки новый возлюбленный Эллочки не стоит даже следа Семена. Но помни, народная мудрость говорит: “Любовь зла, полюбишь и козла!”. Когда Элла приезжала к нам, я ей неоднократно говорил: “С кем не бывает. Ну влюбилась, ну стали любовниками. А Семен – прекрасный муж, замечательный отец”. Он, бедный, так старался не замечать этого романа, он как культурный человек им не мешал. Семен – мой ученик, ревновать он не имел права. Своим ученикам я всегда стараюсь привить культурные взгляды на любовь, на жизнь. Но жена того, к кому ушла Эллочка, застав ее в своей постели, не осознала, что ревность – это один из самых диких предрассудков! Она с младенцем на руках уехала к своим родным в Ленинград. Эллочка сразу перешла жить в квартиру нового мужа. Семен живет рядом, и видеть жену и сына с другим ему оказалось не под силу. Мне сейчас сообщили: он запсиховал. Физики боятся самоубийства. Надо съездить, вправить мозги Семену. Решено, завтра еду в Дубну». (Из книги К. Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау. Как мы жили»)

Как-то супруга Кора спросила своего Ландау:

– Почему ты пишешь все свои книги с Женькой?

На что тот ответил:

– Понимаешь, когда я диктую свои книги по физике Женьке, он все беспрекословно записывает. Его мозг – это мозг грамотного клерка, к самостоятельному творческому мышлению он не способен. Студентом производил впечатление способного, но дальше время показало, что это пустоцвет! Творческого работника из него не вышло, но он образован, аккуратен, точен и трудолюбив, из него получился соавтор. Вместо зарплаты я дарю ему свои идеи, ему в обществе необходимо иметь свое лицо. Благодаря его помощи я смог создать хорошие книги по физике для потомства. Я пробовал писать свои книги с талантливыми учениками, но их мозг пытлив, они не в состоянии беспрекословно записывать мои мысли. …Тратить свое творческое время на писание книг я не могу. Когда устаю думать, зову Женьку и диктую ему очередные параграфы. Долго диктовать я не могу, одолевает скука, а ты, Коруша, хорошо знаешь, я это тебе много раз повторял: самый страшный грех – это скучать! Не смейся, вот придет страшный суд, господь бог призовет и спросит: «Почему не пользовался всеми благами жизни? Почему скучал?».