Козьма Прутков - Мудрость и остроумие: большая книга всех времен и народов

– Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи бите этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.

– Еще раз. Жалостнее.

Ипполит Матвеевич повторил.

– Ну, хорошо. У вас талант к нищенству заложен с детства.

Это были последние слова великого комбинатора. Он заснул беспечным сном, глубоким, освежающим и не отягощенным сновидениями.

Был четвертый час утра. Горные вершины осветились темно-розовым солнечным светом. Горы не понравились Остапу.

– Слишком много шику! – сказал он. – Дикая красота. Воображение идиота. Никчемная вещь.

– Сам принесет деньги на блюдечке с голубой каемкой?

– Мне на блюдечке, – сказал Остап, – а вам на тарелочке.

– А как же Рио-де-Жанейро? Я тоже хочу в белых штанах.

– Рио-де-Жанейро – это хрупкая мечта моего детства, – строго ответил великий комбинатор, – не касайтесь ее своими лапами. Ближе к делу. Выслать линейных в мое распоряжение. Частям прибыть в город Черноморск в наикратчайший срок. Форма одежды караульная. Ну, трубите марш! Командовать парадом буду я!

Жизнь прекрасна, невзирая на недочеты.

– С деньгами нужно расставаться легко, без стонов.

– Не стучите лысиной по паркету!

– Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские.

– Железный конь идет на смену крестьянской лошадке.

– У лейтенанта Шмидта был только один сын – это я!

– Работники из вас, как из собачьего хвоста сито.

– Александр Иванович, вы произошли не от обезьяны, как все остальные граждане, вы произошли от коровы. Туго соображаете!

– Я старый. Меня девушки не любят.

– Обратитесь в лигу сексуальных реформ.

– Я пришел к вам как юридическое лицо к юридическому лицу.

– Шура, вы глупеете на глазах.

– Снимите шляпы, обнажите головы! Сейчас состоится вынос тела…

– Нет… Это не Рио-де-Жанейро. Это гораздо хуже!

– Идите к чертовой матери со своим Студебеккером! Кто такой Студебеккер? Это ваш родственник Студебеккер? Папа ваш Студебеккер? Знатоки! Убивать надо таких знатоков!

– Дай миллиончик, дай миллиончик, ну что тебе жалко, что ли, ну дай миллиончик!

Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.

Судьба играет человеком, а человек играет на трубе.

Для хорошего человека и миллиона не жалко.

– Я не только трудился. Я даже пострадал. После разговоров с Берлагой, Скумбриевичем и Полыхаевым я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество?

– Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем – и на свободе.

Вы не в церкви, вас не обманут.

– Чего вы орете, как белый медведь в теплую погоду?

– Стой, дурак! Не видишь – шефа потеряли!

– Не делайте из еды культа!

Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того – лучшую его часть. Пешеходы создали мир.

Бензин ваш – идеи наши.

– Вы пижон, сын пижона, и дети ваши будут пижонами!

– Вы не заметили, у меня есть седые волосы?

– Нет.

– Будут. Нам предстоят великие дела.

– Вы, я вижу, бескорыстно любите деньги. Скажите, какая сумма вам нравится?

– Пилите, Шура, пилите, они золотые!

Дайте такому гражданину аллилуйщику волю, и он даже на мужчин наденет паранджу, а сам с утра будет играть на трубе гимны и псалмы, считая, что именно таким образом надо помогать строительству социализма.

Буде строгий гражданин снова заявит, что сатира не должна быть смешной, – просить прокурора республики привлечь помянутого гражданина к уголовной ответственности по статье, карающей за головотяпство со взломом.

Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретен пешеходами. Но автомобилисты об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные пешеходами, перешли во власть автомобилистов. Мостовые стали вдвое шире, тротуары сузились до размера табачной бандероли. И пешеходы стали испуганно жаться к стенам домов.

– Ну, что скажете, Шура?! Может и нам эх-прокатиться?

В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда.

Из церковного подвала несло холодом, бил оттуда кислый винный запах. Там, как видно, хранился картофель.

– Храм спаса на картошке, – негромко сказал пешеход.

Когда-то, в царские времена, меблировка присутственных мест производилась по трафарету. Выращена была особая порода казенной мебели: плоские, уходящие под потолок шкафы, деревянные диваны с трех дюймовыми полированными сиденьями, столы на толстых бильярдных ногах и дубовые парапеты, отделявшие присутствие от внешнего беспокойного мира. За время революции эта порода мебели почти исчезла, и секрет ее выработки был утерян.

– Здоров, председатель, – гаркнул новоприбывший, протягивая лопатообразную ладонь. – Будем знакомы. Сын лейтенанта Шмидта.

– Ах, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Спиноза? Жан Жак Руссо? Марк Аврелий?

Человек не должен судиться. Это пошлое занятие. Я имею в виду кражи. Не говоря уже о том, что воровать грешно, – мама наверно познакомила вас в детстве с такой доктриной, – это к тому же бесцельная трата сил и энергии.

Сотрудники вытащили третье глупое дитя лейтенанта Шмидта на крыльцо и принялись неторопливо раскачивать. Паниковский молчал, покорно глядя в синее небо.

В бедном окне мастерской штемпелей и печатей наибольшее место занимали эмалированные дощечки с надписями: «Закрыто на обед», «Обеденный перерыв от 2 до 3 ч. дня», «Закрыто на обеденный перерыв», просто «Закрыто», «Магазин закрыт» и, наконец, черная фундаментальная доска с золотыми буквами: «Закрыто для переучета товаров». По видимому, эти решительные тексты пользовались в городе Арбатове наибольшим спросом. На все прочие явления жизни мастерская штемпелей и печатей отозвалась только одной синей табличкой: «Дежурная няня».