Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…

ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЙ КРЕДИТ

В сочинении «Военные хитрости» римский историк Полиен описал разнообразные уловки, к которым прибегали правители для сохранения своей власти, — не только в боевой обстановке, но и в мирной, при борьбе с собственными подданными. В том числе и такую.

Однажды боспорский царь Левкон I, «узнав, что многие из его друзей и граждан составили против него заговор, созвал всех иноземных купцов и попросил у них взаймы все деньги, сколько у кого было, говоря, что ему выдают врагов. Когда же купцы с полной готовностью одолжили деньги, он собрал их в свой дворец, открыл составленный гражданами заговор и попросил купцов быть его телохранителями, так как они получат свои деньги, только если спасут его. И действительно, купцы, желая спасти свои деньги, вооружились и сделались: одни — его телохранителями, другие — стражами дворца. Тогда Левкон при помощи их и наиболее преданных ему друзей схватил и перебил участников заговора, упрочил за собой власть и отдал купцам деньги».

НЕ МЫ — ЕМУ, А ОН — НАМ

К 70-м годам XIX века известность математика, создателя петербургской научной школы, академика П. Л. Чебышева (1821–1894) прокатилась по всей Европе. В частности, тогдашний президент Французской академии Шарль Эрмит (1822–1901) был настолько восхищен теоретическими трудами русского коллеги, что счел своим долгом выхлопотать для него орден Почетного легиона. Награда была незамедлительно выделена, оставалось уведомить самого награжденного — составить соответствующее письмо в Петербург. Но вот тут-то и вышла заминка. Варианты, предлагаемые его помощниками и секретарями, Эрмит безжалостно забраковывал:

— Не то! Совсем не то! Не так надо писать, — втолковывал он им. — Этот русский Ньютон не любит официальных почестей и с вашим «честь имею» не примет орден. Да и не за подписью министра. Следует написать от имени академии и подчеркнуть, что не мы оказываем ему честь, а просим его оказать честь нам и принять орден. Тем самым как бы мы присоединяемся к имени выдающегося ученого с мировой славой…

А немного погодя добавил:

— Пожалуй, Чебышев нам не ответит. Точно не ответит. Но и конфуза с отказом не будет.

Пафнутий Львович и не ответил. Он действительно не придавал никакого значения орденам и медалям.

И НИКАКОГО МЫЛА!

Первый в Германии химический факультет в университете (земля Гессен) был организован в 1824 году знаменитым химиком Юстусом Либихом (1803–1873). При этом ему пришлось приложить немало усилий, дабы преодолеть сопротивление профессоров, считавших, что химия нужна только аптекарям. Упрямились и немецкие купцы — спонсоры, говоря современным языком. Выделив деньги на переделку казарм в учебные аудитории они взамен требовали подготовки на факультете мыловаров.

В день торжественного открытия факультета Либих должен был выступить с вводной лекцией. Старейший университетский профессор Г. Зинмайер предупредил его:

— На лекции будут не только студенты-отличники, но и уважаемые, весьма состоятельные люди земли Гессен. А потому я настоятельно попрошу вас не подпускать никаких шпилек в их адрес и не нарушать наших старых традиций добропорядочности.

— Что может быть добропорядочнее, чем истина! — успокоил его Либих.

И, взойдя на кафедру, он в первых же фразах не отказал себе в удовольствии решительно высказать именно истину.

— Господа! — раздался громовой голос юного ученого. — Настоящий химик — не какой-то там изготовитель мыла или серной мази. Я совершенно не намерен готовить на своем факультете каких-то там фабрикантов соды. От тех, кто собирается у меня учиться, потребуется освоение всех основ химических и физических знаний, научный образ мышления. Что же касается практических задач, то на моем факультете я категорически не позволю на них оглядываться. Только после овладения всеми научными законами и правилами экспериментов у студента сам по себе появится ключ к дверям, за которыми — польза от химии. И она, естественно, куда больше, чем какое-то там мыло…

НЕПЕРЕВОДИМОЕ УЧЕНИЕ

Не зная немецкого языка, французский философ-позитивист Огюст Конт (1798–1857) никак не мог постичь обширных и сложно написанных трудов знаменитого немецкого философа Георга Гегеля (1770–1831). Поэтому при личной встрече он дружески попросил его сформулировать суть своих идеи «вкратце и на французском языке».

— Мое учение нельзя изложить ни вкратце, ни на французском языке! — мрачно ответствовал Гегель.

ВИДАЛИ МЫ ЭТУ АМЕРИКУ…

Будучи командированным в США, Д. И. Менделеев (1834–1907) повстречал на Филадельфийском выставке, посвященной 100-летию Штатов, группу русских мастеровых, приехавших монтировать павильоны и стенды русской экспозиции. Разговорившись с ними, Дмитрий Иванович был удивлен тем, что Америка не произвела на них благоприятного впечатления. Все-то им здесь не нравилось, все-то было глупо, суетливо, не по человечески, словом, не шло ни в какое сравнение с порядками и обычаями родного отечества.

— Но, согласитесь, есть же и кое что хорошее, — убеждал их Менделеев. — Например, вон, посмотрите, пьяных почти нет…

— Да это оттого, что и водка у них дрянная: ею не напьешься допьяна, — объяснили мастеровые.

КТО ПЕРВЕЕ?

Немецкий ученый И. Бартельс (1769–1836) известен, главным образом, как профессор математики Казанского университета (первый в его истории), обучавший будущего создателя неевклидовой геометрии Н. И. Лобачевского. А до этого, учительствуя в частной школе в Брауншвейге, он первый обратил внимание на выдающееся дарование восьмилетнего К. Гаусса, который больше, чем кто-либо иной, повлиял на развитие математики в XIX веке.

Участие в судьбе двух великих математиков оставило в тени работы самого Бартельса. В XIX же веке его изыскания в области теории функций и аналитической геометрии оценивались очень высоко. И знаменитый П. Лаплас на вопрос, кто есть первый математик Германии, без колебаний ответил: «Бартельс!»

— А как же Гаусс? — удивился вопрошавший.

— А Гаусс — первый математик мира! — сказал Лаплас.

ПО СВОЕЙ МЕРКЕ…

Взойдя на престол после смерти Николая I, 37-летний Александр II начал смещать с государственных постов отцовских любимцев. Это очень удручало вдовствующую императрицу Александру Федоровну. И когда ее старший сын выгнал главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями печально известного графа П. А. Клейнмихеля, она не выдержала.

— Как ты можешь удалять из министерства того, которого избрал твой отец, лучше, чем кто-либо другой, умевший распознавать и выбирать людей? — накинулась она на Александра II.

— Мама, папа был гений, — нашелся император. — И ему были нужны только исполнители. А я, увы, не гений. И мне надобны умные советники…