Оскар Уайльд - Музыка будет по-немецки, вы все равно не поймете

Летом 1883 года известный политик-либерал Генри Лабушер в своем еженедельнике «Truth» назвал Уайльда «женственным фразёром», обреченным на забвение.

В интервью газете «Нью-Йорк геральд» Уайльд отпарировал:

— Если понадобились целых три газетных колонки, чтобы доказать, что я совершенно забыт, то между славой и забвением разницы нет [3] В одном из писем 1882 г. Уайльд называл Лабушера в числе «трех моих героев», вместе с художником Джеймсом Уистлером и актером Генри Ирвингом. По иронии судьбы, именно Лабушер в 1885 г. предложил поправку к закону «Об уголовном праве», объявлявшую уголовным преступлением «вопиющую непристойность» в отношениях между мужчинами. По этой статье 10 лет спустя и был осужден Уайльд. .

Молоденькая жена Уайльда Констанция любила заводить разговор о миссионерах, и однажды Уайльд прервал ее:

— Миссионеры! Дорогая моя, неужели тебе не известно, что миссионеры предназначены Провидением для пропитания обездоленных и недоедающих каннибалов? Всякий раз, когда им угрожает смерть от истощения, Господь, в неизреченном своем милосердии, посылает им симпатичного, упитанного миссионера.

По воспоминаниям Ричарда Де Гальена

В 1885 году Уайльд столкнулся на улице со сборщиком квартирной платы, который уже долго его искал.

— Я должен поговорить с вами о вашей квартирной плате, — сказал сборщик.

— Какой еще плате? — удивился Уайльд.

— Однако же, сэр, вы живете в этом доме и спите здесь!

— Ах, верно. Но знали бы вы, как плохо я сплю!

По воспоминаниям Ричарда Де Гальена

Американское издательство «Братья Харпер» предложило Уайльду пять тысяч долларов за роман в сто тысяч слов. Уайльд ответил, что не может принять это предложение, так как в английском языке не найдется ста тысяч слов.

По воспоминаниям Фрэнка Харриса

Одна из версий ответа:

— Едва ли я знаю сто тысяч слов.

Во Франции Уайльд был приглашен в дом писательницы Мари Бове. Увидев ее, Уайльд застыл в изумлении, а хозяйка не без кокетства спросила:

— Признайте, месье Уайльд, что я самая некрасивая женщина во Франции!

Уайльд улыбнулся и с низким поклоном ответил:

— Во всем мире, мадам, во всем мире!

Хозяйка была совершенно удовлетворена.

По воспоминаниям Фрэнка Харриса

(На лавры героини этой истории претендовала затем Иветт Жильбер, звезда кабаре.)

В 1891 году, в Париже, Роберт Шерард повел Уайльда и еще двух друзей в воровской притон. Тут Шерард, по своему обыкновению, напился и стал кричать, что всякий, кто поднимет руку на месье Оскара Уайльда, будет иметь дело с ним.

— Тише, Роберт, тише! — сказал Уайльд, положив свои белые пухлые руки ему на плечи. — Ты защищаешь меня с риском для моей жизни!

По рассказу Макса Бирбома

Уайльд рассказывал своей хорошей знакомой, писательнице Аде Леверсон, что в прогулках по Парижу его сопровождал преданный ему бандит с ножом в руке.

— Я уверена, что в другой руке у него была вилка, — ответила Ада.

Все книги американского издателя Джеймса Осгуда, включая книги Уайльда, носили помету: «Издано одновременно в Лондоне и Нью-Йорке». В 1892 году Осгуд умер.

Услышав о его смерти, Уайльд воскликнул:

— Бедный Осгуд!

И, помолчав, добавил:

— Но я надеюсь, что его похоронят одновременно в Лондоне и Нью-Йорке.

По воспоминаниям Ричарда Де Гальена

Антрепренер Джордж Александер, прочитав первую комедию Уайльда «Веер леди Уиндермир», предложил за нее тысячу фунтов.

— Я так доверяю твоему суждению, — ответил Уайльд, — что вынужден отказаться от столь щедрого дара.

И заключил договор на авторские отчисления с представлений, что принесло ему всемеро больше.

На премьере «Веера леди Уиндермир» Уайльд попросил нескольких друзей, а также одного из артистов, вставить в петлицу зеленые гвоздики.

— И что это значит? — спросили его.

Уайльд ответил:

— Ничего не значит, но пусть все ломают головы.

После премьеры «Веера леди Уиндермир» Уайльд вышел на сцену, затянулся сигаретой и начал свое обращение к публике со слов:

— Леди и джентльмены! Вероятно, с моей стороны не слишком учтиво курить, стоя перед вами… но столь же неучтиво беспокоить меня, когда я курю.

(Так рассказывал годы спустя Жан Жозеф Рено, французский друг Уайльда. Но больше никто не упоминает об этих словах, хотя о сигарете написали все газетные репортеры.)

Свою поэму «Сфинкс» Уайльд опубликовал тиражом 250 экземпляров.

— Сперва я хотел, — говорил он друзьям, — напечатать только три экземпляра. Один для себя, один для Британского музея и еще один для Всевышнего. Правда, насчет Британского музея я был не слишком уверен.

Актриса Мэри Банкрофт сказала Уайльду, что сцена в одной из его комедий напоминает ей известную сцену в пьесе французского комедиографа Скриба.

Уайльд ответил:

— Ну да, позаимствовал целиком! А почему бы и нет? Теперь ведь никто ничего не читает.

По воспоминаниям Сквайра Банкрофта

На одном из приемов Уайльд, услышав остроумное замечание Джеймса Уистлера, воскликнул:

— Как жаль, что это сказал не я!

— Ничего, ты еще это скажешь, — заметил художник, не раз обвинявший Уайльда в заимствовании чужих мыслей, и прежде всего мыслей самого Уистлера.

(Существуют по меньшей мере три разные версии этой истории в изложении разных мемуаристов.)

Фрэнк Харрис, американский писатель и издатель, не обладал изысканными манерами. Как-то в разговоре с друзьями он стал хвастаться своими светскими успехами, перечисляя лучшие дома, в которые его приглашали.

В конце концов Уайльд, не выдержав, прервал его:

— Да, да, дорогой Фрэнк, мы тебе верим: ты обедал в каждом приличном английском доме — по одному разу.

По воспоминаниям Уильяма Роттенстайна

Уайльда спросили, знает ли он Джорджа Мура, ирландского поэта и романиста.

— Знаю ли я его? — ответил Уайльд. — Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.

По рассказу Винсента О’Салливана

Уайльду предложили составить список ста лучших книг.

— Это едва ли возможно, — ответил он. — Я написал только пять.

Лорд Бальфур спросил Уайльда, к какой церкви он принадлежит.

— Пожалуй, ни к какой. Я ирландский протестант, — ответил Уайльд.

(Ирландцы в своем громадном большинстве католики.)

Уайльд спросил своего друга Колсона Кернахана, каковы его религиозные убеждения. Тот ответил со всей серьезностью, а Уайльд не смог удержаться от смеха: