Лев Любимов - Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

И тем не менее был человек, который по своему духовному складу, по своему темпераменту и своим устремлениям принадлежал и той и другой Флоренции. Этим человеком был великий живописец Сандро Боттичелли. Мы мало знаем о его жизни, но его близость ко двору Медичи и влияние, оказанное на него окружением Лоренцо Великолепного, не подлежат сомнению. Равно как и то, что он стал затем ревностным почитателем Савонаролы; есть даже сведения, что он нес на костер собственные картины.

Нет живописи более поэтичной, чем живопись Сандро Боттичелли. «Как молодость прекрасна, однако она проходит» – это слова самого Лоренцо Медичи, чьим любимым художником был Боттичелли, слова, в которых важнее всего конечная печальная оговорка. Предчувствие страшных бед, предреченных Савонаролой, не было чуждо блестящему кружку флорентийских гуманистов.

И это предчувствие – мысль о неизбежности увядания – неотвратимо вплетается в живопись Боттичелли. Так что вся поэзия его картин овеяна печалью, одновременно и щемящей, и сладостной.

Какими же средствами воплощает он в живописи свое поэтическое вдохновение? Линией, не только рождающей узор, но и определяющей всю композицию, в основе которой – движение. Боттичелли иногда сравнивают с художниками стран Востока: Индии, Китая, Японии. Как раз у известного японского искусствоведа Юкио Ясиро мы находим такое интересное суждение о его творчестве: Боттичелли воспринимал видимый мир как своеобразную «архитектуру линейных ритмов».

И, со своей стороны, мы склонны его считать величайшим поэтом линии в нашей части света, с которым, пожалуй, могут сравниться лишь гениальные мастера древнерусской живописи.

«Рождение Венеры» Боттичелли в Уффици – одна из самых знаменитых картин в мире. Вглядитесь в эту Венеру, в эту стыдливую девушку, в глазах которой блуждает какая-то робкая печаль. Проникнитесь ритмом, который и в изгибе ее юного тела, и в вьющихся прядях ее золотистых волос, так красиво рвущихся по ветру, и в общей согласованности линий ее рук, чуть отставленной в сторону ноги, поворота головы и в фигурах, которые ее обрамляют.

А как прекрасна каждая группа в другой прославленной его картине – «Весна» (тоже в Уффици), слитная, исполненная ритмического движения, всеми линиями блаженно сопрягающаяся с соседними фигурами! Возможно, античные сцены этих композиций были подсказаны поэтом Полициано, служившим при дворе Лоренцо Медичи. Но ритм их и очарование чисто боттичеллиевские.

В поздних картинах Боттичелли – уже не робкая печаль, а вопль отчаяния, как, например, в его двух «Оплакиваниях Христа» (в Милане и Мюнхене), исполненных глубокой скорби. Тут линии фигур подобны беспощадно нарастающим волнам.

В картине же «Покинутая» (Рим) мы видим женскую фигуру, одиноко сидящую на каменных ступенях, с горем которой Боттичелли, возможно, отождествляет свое собственное горе.

Творчество этого художника стоит особняком в искусстве итальянского Возрождения.

Боттичелли был сверстником великого Леонардо да Винчи, который ласково называл его «наш Боттичелли». Но трудно его причислить к типичным мастерам как Раннего, так и Высокого Возрождения. В мире искусства он не был ни гордым завоевателем, как первые, ни полновластным хозяином жизни, как вторые.

И без того раздираемая противоречиями душа Боттичелли, чувствовавшая красоту мира, открытого Ренессансом, но боявшаяся ее греховности, не выдержала тяжелого испытания. Проповеди Савонаролы сделали свое дело. В последние годы жизни (он умер шестидесяти четырех лет в 1510 г.) Боттичелли уже ничего не писал.

В этих кратких очерках об искусстве Треченто и Кватроченто мы постарались отметить основные этапы на пути к совершенству, т. е. к искусству Высокого Возрождения. Очень многие школы, многие мастера подчас не были нами даже упомянуты. Назовем некоторых из наиболее известных: современники Дуччо, сиенские живописцы братья Пьетро и Амброджо Лорен-цетти; флорентийский живописец, скульптор и архитектор Треченто Орканья; флорентийские живописцы Мазолино (учитель Мазаччо) и Беноццо Гоццоли (росписи которого напоминают пестрый ковер); умбрийский живописец Джентиле да Фабриано; живописец и прославленный медальер Пизанелло (в Эрмитаже несколько его превосходных портретных медалей); флорентийские скульпторы Гиберти (автор знаменитых дверных рельефов флорентийской кре-щальни), Якопо делла Кверча, Мино да Фьезоле, Дезидерио да Сеттиньяно (полюбуйтесь в Эрмитаже его совсем маленькой головой младенца Христа), Антонио Росселлино (представленный в Эрмитаже одной из своих самых лирических «мадонн»); флорентийские живописцы Филиппино Липпи (сын Филиппо Липпи), ученик Боттичелли (хорошо представленный в Эрмитаже) и Пьеро ди Козимо; умбрийские живописцы Пинтуриккьо (любимый художник семьи Борджиа), Мелоццо да Форли и Лука Синьорелли, последние два – ученики Пьеро делла Франческа (первый – автор больших пространственных композиций, второй – «предшественник Микеланджело», создатель грандиозных фресок в соборе в Орвьето на тему «Страшного суда»); феррарские живописцы Козимо Тура (учившийся у Скварчоне), Франческо дель Косса, Эрколе Роберти и Лоренцо Коста (в Эрмитаже представлен его превосходный женский портрет); крупнейший зодчий Лучано да Лаурана (родом хорват, строитель великолепного герцогского дворца в Урбино со знаменитыми парадными залами и двором). И все это – кроме Венеции, о которой мы скажем особо, а между тем список далеко не полный!

Добавим два слова еще об одном живописном жанре, процветавшем во Флоренции XV в. Это нарядные сундуки, или ларцы (кассоне), в которых хранились излюбленные вещи, платья, в частности приданое девушек. Вместе с резьбой их покрывали живописью, подчас очень изящной, дающей яркое представление о модах той поры, иногда со сценами, заимствованными из классической мифологии. В Эрмитаже имеется несколько прекрасных кассоне.

Золотой век итальянского искусства – это век свободы. Живописцы Высокого Возрождения владеют всеми средствами изображения – острым и мужественным рисунком, вскрывающим остов человеческого тела, колоритом, передающим уже и воздух, и тени, и свет. Законы перспективы как-то сразу осваиваются художниками словно без всякого усилия. Фигуры задвигались, и гармония была достигнута в их полном раскрепощении.

Движение становится более уверенным, переживания – более глубокими и страстными.

Овладев формой, светотенью, овладев третьим измерением, художники Высокого Возрождения овладели видимым миром во всем его бесконечном разнообразии, во всех его просторах и тайниках, чтобы представить нам его уже не дробно, а в могучем обобщении, в полном блеске его солнечной красоты.