Уильям Митчелл - Я++: Человек, город, сети

Моя способность к осознанию, ответным реакциям и деятельности внутри этих структур непостоянна. Мой личный запас нейронов (в чем мрачно уверяют меня нейробиологи) с возрастом истощается, зато кремния и программного обеспечения вокруг с каждым днем все больше. В результате нейронная сеть внутри моего черепа делегирует наружу все больше мыслительных функций. Мне редко приходится считать в уме – этим занимаются калькуляторы и компьютеры. Я не роюсь в памяти, пытаясь вспомнить полузабытый факт, – я проверяю его в интернете. «Симбиоз человека и компьютера», который предвидел Дж. К. Р. Ликлайдер, стал для меня повседневностью – только вот Ликлайдер, Дуг Энгельбарт, Айван Сазерленд и другие пионеры изучения взаимодействия людей с вычислительной техникой по большей части вели диалоги с настольными рабочими станциями в собственном воображении, тогда как я ежедневно взаимодействую с чувствующими и мыслящими устройствами, соединенными между собой и рассредоточенными по моей среде обитания 45. И я все реже воспринимаю это как компьютерное взаимодействие.

Мне нет необходимости напрямую управлять всеми функциями машин и устройств, которыми я пользуюсь; я полагаюсь на посредничество электронного интеллекта, заключенного в моем сотовом телефоне, автомобиле, домашних электроприборах или операционной системе моего ноутбука, а также на программное обеспечение. Чаще всего я не знаю, встроен ли этот интеллект непосредственно в устройство, обеспечивается ли он удаленными серверами или является комбинацией того и другого. Да это и не важно, если где-либо имеются доступные мощности и с ними есть достаточно быстрая связь. Нередко я даже не могу сказать, кто является автором поступившего мне по сети вербального ответа – человек или машина: так, незаметно для нас, машины прошли тест Тьюринга 46. В смертельной схватке в шутере Quake компьютерная программа вроде ReaperBot может быть куда более грозным противником, чем человек. По мере того как узлы с искусственным интеллектом распространяются повсеместно, сеть электронных устройств уплотняется, а цифровые обратные связи множатся, город становится огромным разумом, а биологический мозг – элементом более крупных когнитивных систем. Это описанная калифорнийским гуру Грегори Бейтсоном «экология разума», только с куда большим количеством кремния и электронных взаимосвязей, чем он мог себе представить.

Мэри Кэтрин Бейтсон, оглядываясь на научное наследие своего отца, суммировала его удивительно проницательные (хоть иногда и издевательски смутные) формулировки этой идеи так: «Разум может включать в себя неживые элементы или множество организмов, может функционировать и краткий, и продолжительный период, далеко не всегда бывает заключен в определенные рамки вроде кожного покрова, а осознание если вообще присутствует – всегда бывает неполным» 47. Сам Бейтсон писал: «Понимаемый в самом широком смысле Разум будет построен как иерархия подсистем, каждую из которых можно будет назвать индивидуальным разумом» 48.

Далее он спрашивал: «Что же тогда «я»?» – и ответ его был совершенно бескомпромиссным:

Представьте, что я слепой и хожу с палочкой – тук, тук, тук. Откуда я начинаюсь? Где граница моей ментальной системы – на рукояти трости? Совпадает ли она с моей кожей? Или она на середине трости? Или на самом кончике? Все это – вопросы не имеющие смысла. Трость – это путь, по которому передаются трансформы различий. Чтобы определить границы системы, ее необходимо очертить линией так, чтобы ни один из подобных путей не был перерезан, оставляя ситуацию необъяснимой. Если вы пытаетесь объяснить конкретный вид деятельности – передвижение слепого человека, – для этой цели вам понадобится улица, трость, человек; улица, трость – и так далее, снова и снова 49.

Похожее пространственное и функциональное расширение ментальных систем происходит – каждый раз по-своему – благодаря карандашу художника, скальпелю хирурга, вилке и ножу едока, веслу гребца, шпаге фехтовальщика, ракетке теннисиста, перчатке боксера и ватной палочке матери, чистящей детское ухо. У серферов и скейтбордистов ключевыми точками соединения являются не кисти рук, а ступни. Велосипедисты, яхтсмены и дельтапланеристы взаимодействуют со своими аппаратами в большем количестве точек и через более сложные механические приводы. Водители и пилоты делают то же самое, только через механизмы с двигателями, а в более продвинутых моделях еще и через электронные соединения, интерфейсы, датчики и сервоприводы. Вот уже несколько десятилетий пользователи компьютерных сетей расширяют свои ментальные системы, используя неограниченные в пространстве электронные структуры с распределенным машинным разумом, множеством сенсорных и исполняющих узлов и все возрастающей способностью к автономному функционированию. Благодаря миниатюризации и беспроводным соединениям эти сети становятся все более плотными и всеохватными. Во всех перечисленных случаях расширенное тело выступает в качестве системы для специфического восприятия своей среды, ее осмысления и выполнения с ней необходимых действий.

Речь не идет о «мировом разуме», каким его без особых подробностей представлял в 1930-х годах Герберт Уэллс 50. Однако череп и кожа больше не ограничивают ментальные системы, а посредством компьютерных сетей эти системы способны теперь расширяться бесконечно.

Если такие расширенные и рассредоточенные ментальные системы способны хранить и вспоминать информацию, они живут не только в настоящем. Они способны учиться на опыте и становиться со временем все умнее. Отвечающие за память органы могут, конечно, располагаться в черепной коробке, но не только – они также могут быть начертаны на каменных табличках либо на бумаге или электронным образом внедрены в кремний либо намагниченные оксиды. Внечерепные воспоминания когда-то представляли собой записи, собранные в легкодоступном месте, как бумаги на рабочем столе или записки и фотографии на холодильнике, но теперь они превратились в глобальные самоорганизующиеся системы. Одна часть моей искусственно расширенной памяти состоит из мировой учебной и научной литературы – это собрание связанных взаимным цитированием бумажных документов, большая часть которых существует во множестве экземпляров и мест. Чтобы получить доступ к этому типу информации, я должен физически отыскать определенный листок бумаги. Другая часть – это всемирная паутина, то есть связанные гиперссылками онлайн-документы, доступ к которым я получаю, либо переходя по ссылке, либо используя базы данных поисковых систем. Обе части все больше переплетаются: бумажные документы вроде этой книги ссылаются на страницы в сети, сетевые публикации цитируют бумажные документы, а некоторые из них существуют одновременно и в бумажном, и в электронном виде. Ежедневно миллионы сетевых узлов вкачивают информацию в растущую онлайн-составляющую глобальной памяти, миллионы пользователей расставляют ссылки, а по мере того как вся эта сложная гибридная сеть развивается, Архив интернета Брюстера Кейла делает и сохраняет моментальные снимки ее состояния 51.