Маргарита Городова - Священное наследие

Но вернемся к особому пониманию исторического процесса православного русского народа, получившему исчерпывающий анализ в вышеуказанной статье Ивана Сергеевича Аксакова: «Мы невольно спрашиваем себя, чем бы в настоящую минуту проявил себя русский народ, если бы, обладая нашей наукой, он сознавал в то же время всю историческую ценность тысячелетнего пространства времени в жизни гражданских обществ? Он почувствовал бы потребность подвести итог десятивековому своему существованию, обнять сознанием все прожитое им тысячелетие и, силою мысли и памяти воссоздав в своем представлении эту тысячу лет яко день един , призвать самого себя к неумолимо строгому суду всенародной совести. Постоянно знаменуя присутствие Бога в истории, постоянно преднося в своих бытописаниях созерцание глубоко верующего духа и простирая устами своих летописцев нравственные требования ко всем деятелям историческим, русский народ и теперь, как и в прежние времена, не стал бы ублажать себя горделивым самовосхвалением, легкомысленными славословиями и вообще превозноситься земною славою: он понял бы, что такой минуте, какая переживается теперь, такому действию народного самосознания приличны важность и жертвенное слово. Он не соорудил бы себе памятника, восхищая прежде времени приговор истории, а воздвиг бы храм тому, в чьей руке времена и лета, и в этом храме покаяния принес бы всенародную исповедь всех своих исторических неправд и прегрешений!».

Согласитесь, примеров такого нравственного отношения к национальной истории история всечеловеческая имеет всего два. Первый раз дух человеческий, дух народа через своих духовных лидеров осознал личную нравственную ответственность перед лицом Всевышнего, ответственность участника и сотворца внешнего исторического делания во времена ветхозаветные, во времена пророков Израиля. Второй раз, с еще большей нравственной силой с еще большим национальным единодушием в русской истории до Петра Великого.

Вослед И.С. Аксакову и мы можем быть совершенно уверены, что «… если история вообще считается наставницей народов, то ни для кого не имеет она такого жизненного значения, как для племен славянских, и для русского в особенности… Она возвращает нас к нашим основным органическим началам и предносит путеводный свет нашему историческому шествию.

Ни один европейский народ не состоял никогда и не имел надобности состоять в таком сознательном отношении к своей истории во всем ее целом объеме; ни один не искал в ней ответов на такие жизненно нравственные запросы, как народы славянские, ни у кого из них литература исторической науки не представляет такого пытливого суда, такого строгого следствия над своей историей, как русская историческая литература. Действительно, какими бы ближайшими побуждениями ни руководствовались наши деятели на поприще исторической науки, как бы некоторые из них ни отрицали в принципе нравственный элемент и его духовно-производительную силу в истории, как бы ни уклонялись, по-видимому, от христианского созерцания, все они невольно, бессознательно движимые тем же народным инстинктом, к которому большая часть из них выражает такое высокомерное презрение, – все они предъявляют прожитому тысячелетию такие нравственные требования, которые свидетельствуют о живучести нравственного начала в народе и о живом значении истории… Мы постоянно встречаемся в нашей словесности с оживленными прениями о том, вполне ли согласен с понятиями добра или чести тот или другой поступок народа или князя… вопрос об оправдании Иоанна Грозного или Бориса Годунова есть для нас вопрос вовсе не мертвый и не отвлеченный… Наша историческая литература постоянно вращается в сфере нравственного суда и не сходит с поля нравственных требований, предъявляемых во имя того нравственного идеала, который без их собственного ведома живет в сердцах отрицателей этого нравственного идеала!».

Мы еще раз убеждаемся, что слова о глубокой воцерковленности русского быта, нравов и национальной истории нашего народа в первый же век после крещения – не пустые слова. Весь дух народный пропитался Христовой истиной. Вся национальная жизнь его искала уподобится Божественной литургии. «Действие нравственных истин не прекращается в нашей истории и продолжает свой логический процесс в сфере отвлеченной работы мысли, и мы, таким образом, как бы повторяем, как бы переживаем вновь и должны пережить всю нашу тысячелетнюю историю в области сознания», – уверен И.С. Аксаков, уверены и мы вслед за ним.

Нравственное понимание своих исторических задач, однако, не есть плод отвлеченной исторической мысли девятнадцатого века. Отнюдь. С этого понимания вообще начинается наша национальная литература, в чем нас убеждает «Слово о Законе и Благодати» первого русского митрополита Илариона. Это истинное чудо, что наша национальная мысль, наша литература сразу начинается с такой головокружительной духовной и нравственной высоты, каковой является Слово Илариона. Но, самое удивительное, что уже в середине XI века русский народ, устами своего ученого мужа, первого митрополита родной крови, осознает и утверждает свое духовное преемство с ветхозаветной Церковью и свое новое избранничество в качестве «новых мехов» для «нового вина», в качестве национального ковчега для Нового Завета, ковчега хранителя истинной, православной веры. И уже тогда русские умы осознанно проводят священные параллели из ветхозаветной истории применительно к реалиям русским, и в ветхозаветных символах пытаются осознать роль и место в священной истории родной Руси.

Кроме слова митрополита Илариона ярким свидетельством тому не только Начальная русская летопись, редактированная преп. Нестором, но и хорошо известное «Слово о погибели земли Русской», где в описании границ священной земли народа христианского, Святой Руси легко узнаются стилистические и смысловые заимствования из Священного писания.

Итак, в «Слове о погибели земли Русской», после описания красот и богатств земли Русской, дарованных, по мнению автора народу за его честное и грозное стояние за «правоверную веру христианскую», описываются священные границы Руси, Нового Израиля: «Отсюда до венгров, и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев и до немцев, от немцев до корелы, от корелы до Устюга, где живут тоймичи поганые, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы – то все покорил Бог народу христианскому поганые страны: великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, и деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А Литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий Владимир войной не ходил. А немцы радовались, что они за синим морем».