Станислав Далецкий - Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Проваливаясь в глубокий снег, наметенный ночной вьюгой в немецкие траншеи, Иван Петрович, стреляя и орудуя наобум штыком, пробирался вперед, чувствуя сзади дыхание и выкрики своих однополчан, которые нагнали бойцов вырвавшихся вперед и теперь очищали вторую линию обороны немцев, изгоняя врага всё дальше и дальше к третьему ряду траншей, скрытых пеленой снега разбушевавшейся метели.

В четверть часа всё было кончено и бойцы, заняв две линии обороны немцев, устало повалились на дно немецких траншей, тяжело дыша и возвращаясь от исступления боя к реальности метельного февральского утра.

Немцы, пришедшие в себя после неожиданного наступления русских, организовали оборону в своей третьей линии и начали обстреливать из орудий свои бывшие позиции, захваченные русскими.

Иван Петрович вместе с другими солдатами ждал в траншее приказа продолжить наступление и выбить немцев с последнего рубежа их обороны, чтобы выкинуть неприятеля из блиндажей и траншей в чистое поле, заставив отступить немцев глубоко в тыл.

Немцы, несмотря на непогоду, мешающую прицельной стрельбе из орудий, накрыли огнём свои бывшие траншеи: тут и там начали раздаваться крики раненных бойцов попавших под обстрел. Вдруг снаряд разорвался совсем рядом за поворотом траншеи, где прятались трое бойцов из взвода Ивана Петровича, и на него сверху свалилось что-то тяжелое, в котором он с ужасом узнал человеческую ногу, вырванную снарядом прямо из бедра у кого-то из солдат, что прятались по соседству. Он с отвращением сбросил человеческую плоть с себя и, окровавленный, отполз вглубь траншеи – подальше от места гибели своих товарищей, содрогнувшись от мысли, что и он мог быть на месте несчастного солдата, которого разорвало на куски взрывом немецкого снаряда.

Солдаты ждали приказа, батальон нёс потери от обстрела немцев, но приказа к дальнейшему наступлению так и не поступило. Уцелевшие бойцы просидели в заснеженных немецких траншеях до самого вечера и изрядно подмерзли, когда поступил приказ вернуться назад на свои позиции.

В планах генералов большое наступление на врага не предполагалось: наступление батальона было призвано создать видимость готовности русских к решительному наступлению, чтобы немцы подтянули сюда свои резервы и укрепляли оборону, ослабив тем самым натиск немецких войск на союзников русского царя во Франции. Усталые, замерзшие и голодные солдаты, озлобленно ругаясь, вернулись в свои траншеи.

В этом бою Иван Петрович впервые столкнулся лицом к лицу с неприятелем, убил в штыковой атаке человека и, видимо, нескольких ранил или застрелил из винтовки, действуя машинально и не испытывая ни страха, ни других человеческих чувств, повинуясь лишь стадному чувству движения толпы наступающих товарищей.

Он ощущал себя частицей этой толпы, гонимой в наступление приказами командиров, как февральский ветер гнал и кружил снежные вихри, бросая их в лицо немцам и подгоняя русских в спину, что и обеспечило успех этого зряшного наступления, затеянного бездарными генералами, ради выполнения приказа царя Николая ценою жизни крестьян, ставших на время войны солдатами.

В первом бою Иван Петрович открыл в себе свойство не цепенеть от страха при реальной угрозе своей жизни или здоровью себе и своим товарищам, а действовать решительно и инстинктивно, преодолевая опасность и лишь потом, когда опасность преодолена или ликвидирована, ощутить нервное истощение и упадок сил.

Вот и после этого бессмысленного наступления с реальной угрозой своей жизни он, возвратившись в землянку, лёг на своё место на нарах и проспал почти сутки под завывания вьюги, продолжавшей бушевать, благо что офицеры не тревожили солдатский покой после демонстративной атаки на немцев, которая стоила жизни нескольким солдатам, семьи которых через некоторое время получили короткие извещения об их гибели «За царя и Отечество» в бессмысленной войне, затеянной бездарным царём.

Через день командир роты зашёл в блиндаж и сообщил Ивану Петровичу, что написал представление о награждении его Георгиевским крестом четвёртой степени за то, что он первым ворвался в немецкие траншеи и обеспечил успех наступления роты.

– Но мы в итоге отступили вечером, какой же это успех наступления, Ваше благородие? – возразил Иван Петрович.

– Неважно, чем закончился этот бой, важно, что ваш поступок был совершен и достоин награды, – разъяснил поручик младшему унтер-офицеру Домову, обращаясь к нему на «вы», поскольку Домов был вольноопределяющимся и с высшим образованием, – так было принято в царской армии: офицеры к солдатам обращались на «ты» и лишь к вольноопределяющимся с высшим образованием офицеры обращались на «вы», но руки при этом не подавали.

Следующая атака батальона на немецкие позиции случилась через неделю, утром, которое выдалось ясным и морозным: было за пятнадцать градусов мороза и снег искрился под лучами низкого восходящего февральского солнца и поскрипывал под сапогами бойцов, сгрудившихся в передовых траншеях.

Немцы, заметив движение на русских позициях, видимо с интересом наблюдали сверху за передвижениями русских, чувствуя себя неуязвимыми на своей линии обороны, господствующей над низиной, занимаемой русскими.

Трубач подал сигнал к атаке и серая солдатская масса начала выплескиваться из траншей, строиться в цепи и мерным шагом, утопая в снегах по колено, двигаться к немецким рубежам обороны в полной тишине. Русская артиллерия не сделала ни единого выстрела в помощь наступающим цепям сибирских стрелков, отчетливо видимых на искрящемся под солнцем снегу.

Иван Петрович шагал в первой цепи наступающих, рядом с ротным командиром, поручиком Мелковым, ибо устав царской армии предписывал офицерам, вплоть до командира роты, при наступлении быть впереди, вместе со своими солдатами.

Немцы, зная уставы русских, успешно выбивали офицеров на дальних подступах к своим позициям оружейным огнем, оставляя русских солдат без командиров и тем самым срывая наступление даже превосходящих сил русских. Но пока русские цепи, проваливаясь в глубоком снегу, не миновали и половину пути до немецких окопов и проволочных заграждений, со стороны немцев тоже не раздалось ещё ни единого выстрела и не единого артиллерийского залпа.

Три наступающих цепи русских, извиваясь и ломая строй из-за глубокого снега, медленно приближались к немецким заграждениям. Когда до русских оставалось метров триста, немцы открыли оружейный огонь, расстреливая русских как куропаток на снегу. Тотчас ударила и немецкая артиллерия.

Среди наступающих сибирских стрелков начали рваться снаряды, взметая вверх фонтаны снега вперемежку с землей. Кое-где на снегу начали оставаться серые бугорки солдатских шинелей – это лежали раненые и убитые, для которых наступление уже закончилось навсегда.