Мирко Благович - «Белила»… Книга третья: Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее

– Николаич, с твоей стороны это прямо какое-то безобразие! – всплеснул руками Тёмыч. – Тут котлетка только провалилась… не успел насладиться, как уже душа изгибается!

– Искривляется… Это всё Система.

– Вот-вот, искривляется! Как загнёшь чего-нибудь, и всё не вовремя. А как же вокзальная романтика? Короче. Система системой, но ты давай, это, не выпендривайся. Прекращай ломаться, как две копейки в телефоне-автомате. И не тошни под руку! Предания… заветы старцев… Типа, никогда не квасили! Как будто по студенчеству, особенно после сессий, ни разу не искривляли! Поддержи компанию. Не порти командировочного возвышенного настроения! А? По чуть-чуть? Ну? По писюлику? Давай, бродяга! По протоколу даже полагается…

Понимая, что ломаться бесполезно, да и вокзальная романтика обязывает, я надулся и нехотя буркнул:

– Ладно! Давай. Чаво уж! Плясни! Но только по чуть-чуть. – Я пригрозил пальцем и даже слегка покривился. Для правдоподобности. – А то знаю я, Тёмыч, все эти побасенки про сто грамм, которые не стоп кран, дёрнешь – не остановишься! Хватит нам прошлого раза.

– О-о-о! – обрадовался Тёма. – Так бы и сразу! А то, тоже мне, блин, предания, искривления…

Рассредоточив по столу тарелки с хлебом, котлетами и салфетками, Тёма распечатал бутылку и забулькал ею над двумя пластиковыми стаканчиками.

***

…Великий мудрый русский народ. Всё же неспроста, скажу я вам, друзья, поговорки и предания слагаются. Из миллионов судеб они взяты, из опыта, из прожитого.

Вначале выпили «по писюлику» – два по пятьдесят. Как и договаривались. Подняли пластиковые стаканчики за успех выгодного предприятия. Вздрогнули. Охнули. Хэкнули. Крякнули. Выдохнули. Горькое спиртное жгучей волной прошлось по рёбрышкам. Пятью минутами позже выпили ещё немножко (между первой и второй – перерывчик небольшой). Дёрнули, буквально на один глоточек (по второму «писюлику»). Дверь из зала ожидания была распахнута, и нас с Валерьичем, понимаете ли, засквозило. Потом ещё слегка вмазали. Ещё чуть-чуть душу искривили. Смочили, так сказать, уста под котлетку. Да и ноги что-то озябли. Следом объявили, что область накрыл снежный циклон и наша электричка задерживается на сорок минут. А это означало только одно (блин, я же говорил): ещё по котлете, и ещё по одной «к котлете». Шло уже по «писюлику» двойному.

Прикончили бутылку. Неудержимо потянуло на обсуждение гнусного североамериканского истеблишмента, который (сволочь!) всему миру житья не даёт. Снова тяпнули – из второй, докупленной в буфете бутылки. Подперев руками головы, затянули «Только мы с конём по полю идём…» Потом нас опять засквозило. Уже под огурчик снова хлопнули. Горячо обсуждая и доказывая друг другу первопричины, от которых общество человеческое так сильно испохабилось, развратилось и деградировало, ещё немножко причастились. Потом вскрыли проблему национального алкоголиз… то есть, колорита. Ещё по писюлику! Совсем немного. Что было после этого, помню довольно-таки приблизительно и очень смутно…

***

Резкий и холодный ночной ветер неприятно хлестнул меня по лицу. Щедро сыпанувшая снежная крупа ударила по глазам. Поддерживая друг друга под руки, мы с Тёмой, вразвалочку, словно два королевских пингвина, выплыли на улицу. Для полноты картины не хватало только баяна и разудалой русской народной. Не вопрос, сейчас сообразим баян!

Не-а, не сообразим… Какие баяны и какие песни? В таком-то состоянии до вагона бы на своих двоих дочапать. Промозгло-то как! Да-а-а. В тёплом буфетике было куда уютнее! Там не сквозило. И вкусно пахло котлетно-огуречным набором. Нет, определённо, в буфете было лучше! Может быть, вернуться, а? Ну его, эти путешествия…

Во мгле перрона засерел силуэт состава. Прищурясь, я попытался навести резкость. Хм, вроде бы электричка. Стоит и стоит, как и положено электричке – горизонтально. Я направился было к ней, и Валерьича за собой потащил. И тут вдруг я увидел, как головной вагон начал крениться книзу! Ниже, ещё ниже, а вагоны в хвосте – вверх поплыли. А потом, раз – и резко вернулись на свои места! И снова, но теперь уже наоборот, первый вагон – вверх, а замыкающие – вниз, ух-х-х! Я притормозил. Мерещится, что ли? Сейчас глаза до кучи соберу. И выясню! Блин, ребята! Состав раскачивается! Гадом буду!

А электричка, тем временем, словно бригантина на кипучих неспокойных волнах, раскачалась по-взрослому. Но она ведь по рельсам ходит? Как такое может быть? У-ух, каравелла, идрыть нас за угол! Гадость какая. Досадливо цокнув языком, я пьяно повернулся к Тёме и, звонко икая, закартавил:

– Ва… ик… лерье… ик… вич! – толкнул того в бок. – Какого дидька поезд рас-ка-чи-ва-е-тся? Чего он, совсем… ик… обнаглел? Надо дать ему… ляпаса! Да! Ля-па-са!

– Ка… ка… ка-кой поезд? – уцепившись в мой локоть, сощурился тёпленький Тёма. – Где… он?

Ещё лучше. Вообще-то вагоны в двух шагах от нас. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Фу, как это всё несерьёзно! Нарезались, словно счастливые студенты после первой сессии. Говорил же Тёмычу, плохая идея. Так нет же! Чуть-чуть! Давай! По писюлику! Романтика! Я тоже хорош. Друг на друга кто угодно стрелки тыкать может. Ага, те самые, не железнодорожные. А у самого на плечах голова или горшок? Куда хлебал, как не в себя? Фу, хреново…

Пыхтя и посапывая, переваливаясь и поддерживая друг друга за толстые дублёнки, мы затащили свои бренные организмы внутрь вагона. (Улучили момент, когда состав успокоился и замер). О-о-о! Классно как! Тут тоже тёпленько! Электричка хоть наша? А-а-а, была не была! Поедем на том, на чём есть. Риск… ик… нём! И шансы у нас неплохие: или наша, или не наша. Пятьдесят на пятьдесят. Всё равно уточнить маршрут никто из нас не сможет. Фи-зи-о-ло-ги-че-ски. Тёма вон совсем лыка не вяжет. Да и я такой же. Хороши предприниматели! Ох, мутно на душе, мутно. Ох, тяжко. Даже под градусом. Не совсем, значит, зубы мудрости утонули в виски. То есть, в нашей, родненькой, пшеничненькой! Рек-ти-фи-ци-ро-ван-ной!

Отрезав холодный зимний воздух, хлопнули автоматические двери. Мы внутри. Фу-у-ух! Звякнув рычагами вагонных сцеплений и дёрнувшись, состав начал плавно набирать ход. Пое-е-ехали!

***

Длинные деревянные лавки. Тусклые лампочки. Блеклое освещение. Высокие спинки. Тепло. Я уселся на одной лавке, Тёмыч – на другой, напротив меня. Чинный такой, с умным лицом, в толстой дорогой дублёнке, Тёма тщетно пытался выглядеть трезвым. Плохо это у него получалось! Держится, держится, а голова, как у того сувенирного китайского божка – влево-вправо, влево-вправо, вверх-вниз, вверх-вниз. И так быстро-быстро! Словно на шарнирах. Потянувшись к Тёме, я снял с него новую норковую шапку и положил себе на колени. Не ровен час, слетит колпак, упадёт на грязный пол, выпачкается. Мы ведь должны прибыть на завод чистенькие, опрятные, свежие и подтянутые. Вот! Работает мысля! Наши хмельные дела отнюдь не безнадёжны. Это хо-ро-шо.