Эван Ознос - Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае

Это было удивительно трудное время для истинно верующего. Линь Ифу в июне закончил свои дела с Всемирным банком и вернулся в Пекин. Он гордился своим назначением. Он заставил банк учесть опыт Китая, уделяющего значительное внимание инфраструктуре и промышленной политике, и ушел с почетом. Однако он оказался чужим для всех. Сталкиваясь с критикой коллег, которые сомневались в том, что правительства принимают лучшие инвестиционные решения, он уходил от спора. У него не было взаимной симпатии с президентом Зелликом. Линь говорил, что был не только первым главным экономистом Всемирного банка из развивающейся страны, но и первым, “кто всерьез понимал развивающиеся страны”.

За годы, проведенные за границей, Линь стал сильнее восхищаться китайским подходом к экономике, но, когда он вернулся в Пекин, этот взгляд отдалил его от многих коллег. Несмотря на все достижения Китая, доход на душу населения все еще находился где-то между показателями Туркменистана и Намибии. Правительство преуспело в индустриализации очень бедной аграрной страны, но экономисты расходились во мнениях, долго ли это продлится. Джеймс Чанос, менеджер хеджевого фонда, который предсказал крах корпорации “Энрон”, утверждал, что китайская экономика держится на пузыре “как в Дубае, только в тысячу раз больше”. В 2011 году около 70 % ВВП ушло на инфраструктуру и недвижимость, и этого уровня не достигла ни одна крупная страна современного мира (даже показатель Японии в 80-х годах составлял едва ли половину). Одержимые идеей инвестиций компании, контролируемые местными властями, набрали огромное число кредитов. В 2006–2010 годах под застройку отдали 21 тысячу квадратных километров сельскохозяйственных земель. Урбанизация была важной составляющей экономического успеха, однако она имела серьезные последствия, в том числе загрязнение окружающей среды и растущее недовольство изъятием ценных земель. Долг местных властей в 2011 году достиг пятой части ВВП страны. Поскольку центральное правительство не позволяло провинциям выпускать собственные долговые обязательства, они получали деньги от продажи земли, которой уже владели, или выплачивали крестьянам смехотворные суммы. Это вызвало протесты.

Пекинский профессор Яо Ян, бывший ученик Линь Ифу, не разделял взгляды своего наставника на будущее Китая. Яо указал на рост кланового капитализма и разрыв между богатыми и бедными как на доказательство того, что нынешняя экономическая модель исчерпала себя и теперь для роста требуется большая политическая открытость, направленная на то, чтобы “уравновесить запросы различных социальных групп”. Он упоминал о контроле над интернетом и профсоюзами, а также указывал на небезопасные условия труда. ‘‘Китайские граждане не будут молчать… Их недовольство неизбежно приведет к актам неповиновения… Вскоре понадобятся те или иные заметные политические перемены, позволяющие обычным людям принимать участие в политическом процессе”. Яо, по-видимому, уловил растущее недовольство китайских интеллектуалов тем, что нежелание государства поделиться властью тормозило реформы.

После финансового кризиса многие экономисты пришли к мнению, что по мере того, как рабочая сила стареет, экономический рост замедлится. Скоро ли это случится и к чему приведет, зависит от того, сможет ли правительство победить коррупцию, сохранить общественную поддержку, справиться с экологическими проблемами, сократить разрыв между бедными и богатыми, раскрыть потенциал народа. К 2012 году признаки замедления стали очевидны. Многие экономисты предсказывали падение, но Линь с ними не соглашался. Он настаивал, что Китай до 2030 года может ежегодно улучшать свои показатели на 8 %. Эта позиция привлекла к нему внимание МИДа, который устроил пресс-конференцию. Один колумнист назвал его “Постоянно Растущим Линем” и обвинил “в спутниковых речах” (нелестное сравнение с соратниками Мао, которые выдавали фантастические рапорты об урожае). Экономический сайт создал страницу: “Сможет ли Линь Ифу 3.0 вернуться на Землю?” Автор “Саут Чайна морнинг пост” заметил: “Не нужно быть влиятельным экономистом, чтобы обнаружить уязвимость его аргументации”.

Я навестил Линя в Пекинском университете. У него был большой симпатичный кабинет в старинном, крытом черепицей здании, стоящем в саду в дальнем конце кампуса. Он был счастлив вернуться за свой стол, хотя сейчас я поразился тому, насколько одиноким он выглядел. В разговоре я упомянул о критике его веры в существующий порядок. Он улыбнулся:

Китай хорошо справлялся, но распределение доходов, а также коррупция стали проблемой… А связь распределения доходов с коррупцией… усугубляет положение. Из-за этого люди склонны воспринимать все в негативном ключе.

Более тридцати лет спустя после того, как капитан Линь вышел на берег КНР – вероятный шпион, человек “с неясным происхождением”, – он был так предан новой родине, что уже ничто не могло поколебать его веру. Он связывал национальный успех с целеустремленностью, всегда помогавшей ему на его собственном жизненном пути: “Успех или поражение не должны быть вопросом случая”. Среди любимых цитат Линя было высказывание Артура Льюиса, лауреата Нобелевской премии по экономике, который утверждал, что “у наций есть возможности, за которые они могут ухватиться, если только наберутся смелости и воли”. Но теперь взгляды Линя противоречили общему ощущению исчезающих возможностей – чувству неравенства, пассивного

– и, как писал Хуо Дэмин, экономист из Пекинского университета, они “не находили спроса в Китае”.

Встретившись с Линем сначала в Вашингтоне, а после в Пекине, я почувствовал, что ему грозит везде оставаться чужаком. Когда он вернулся в Китай, правительство отправило запрос, не позволит ли Тайвань – в знак доброй воли – вернуться Линю домой. Тайвань ответил отказом: если Линь приедет, он предстанет перед военным трибуналом. “Мне нужно все время утешать мужа, просить его подождать еще немного, – сказала его жена. – Возможно, мы сможем вернуться домой, когда нам будет сто лет”.

Линь ушел с головой в работу. Он опубликовал за три года три книги, и в последний раз, когда я видел его, он показал мне черновики четвертой. Я их прочитал. Мне очень нравилось беседовать с Линем, однако он оставался мне отчасти непонятен. Его решение бежать с Тайваня некогда виделось мне поступком идеалиста, но теперь я видел и прагматическую сторону. Линь верил в себя и был готов на все. Вот она, суть китайского бума: одиночка, который решил, что обеспечить себе будущее он сможет, лишь отправившись в КНР. Вскоре я встретил другого человека, который, напротив, верил, что сможет обеспечить себе будущее, лишь покинув Китай.