Пол Винья - Машина правды

Если прогнозы, сделанные в этой книге, оправдаются, нас ждут самые серьезные кадровые потрясения за всю историю человечества. Причем на этот раз в наиболее уязвимой позиции окажутся вовсе не рабочие, продавцы или чиновники нижнего звена, а бухгалтеры, банкиры, нотариусы, страховые и депозитные агенты, поверенные — и даже юристы. Конечно, расхожее утверждение, что юристов заменят смарт-контракты, не совсем верно, ведь условия самого контракта все равно будут обсуждаться между людьми. Тем не менее правовую индустрию тоже ждет серьезная встряска. Юристы, которые мало разбираются в новых технологиях, скорее всего, будут менее востребованы, чем «компьютерно грамотные». (Одной из наиболее популярных междисциплинарных профессий станет «юрист с навыками программирования».) В общем, основная перспектива ясна: среднему классу надо готовиться к потрясениям.

Похоже, многие наши политики абсолютно к этому не готовы и вообще не понимают, о чем речь. В США Дональд Трамп призывает «покупать американское» (употребляя лозунги, от которых веет фашизмом), а заодно угрожает поднять тарифы, разорвать торговые соглашения, выдворить из страны нелегальных мигрантов и «навести порядок в Америке». Все это ничтожно по сравнению с революцией, которую произведут распределенные платформы и приложения. Узлы «интернета вещей» и 3D-принтеры, соединенные через блокчейн и управляемые смарт-контрактами, окончательно лишат смысла любую президентскую попытку надавить на компанию, чтобы сохранить сотню рабочих мест на производстве.

Обществу придется взглянуть в глаза грядущим переменам, иначе нам не справиться с травмой от потери доходов и не обуздать вполне вероятные вспышки враждебности к мигрантам, которым часто отводится роль козла отпущения, и прочим маргинализированным группам. В прошлом технологический прогресс обычно стимулировал развитие американской экономики, создавая новые рабочие места, которые приносили больше дохода, чем утраченные архаичные профессии. Фермеры становились рабочими, а рабочие — офисными служащими. Однако переход к системе распределенного доверия вкупе со всеми прочими новшествами — беспилотными автомобилями, автоматизированными клиниками, одноранговыми кредитами, ЗD-печатью, искусственным интеллектом — будет слишком масштабным, чтобы за ним угнаться. Не исключено, что офисные башни Нью-Йорка и Чикаго опустеют на долгие годы. «Компьютерные программы пожирают мир», — как любит говорить Марк Андриссен [218].

Однако опасность кроется не только в потере рабочих мест. Есть и более глобальная проблема — передача алгоритмам власти над нашей повседневностью. Приоритеты, предпочтения и принципы разработчиков неизбежно находят отражение в коде, будь то программа, которая определяет, каких пассажиров повезет водитель Uber, или модель поощрений в протоколе Биткоин. Вспомним о мучительных (и не слишком успешных) разбирательствах сервиса Airbnb с клиентскими жалобами на требование сопровождать каждое объявление фотографиями, приведшее к тому, что домовладельцы начали отказывать цветным квартиросъемщикам. Подобные платформы скоро придут в каждую сферу нашей жизнедеятельности, и, если мы не справимся со встроенными в них механизмами дискриминации, они начнут разъедать саму ткань социума. «Если мы не изучим и не выясним, как новые технологии влияют на основные формы социального взаимодействия, включая иерархические структуры и проявления неравенства, понятия демократии и гражданских свобод перестанут быть фундаментом нашего общества», — уверена Шейла Джасанофф, профессор факультета высоких технологий Гарвардского университета [219].

Решение всех этих проблем нельзя оставлять на усмотрение технических специалистов. И конечно, недостаточно просто заявить: «Все должны научиться программировать». Здесь на сцену должны выйти не виртуальные, а вполне реальные учреждения — политические, правовые, благотворительные. Без них структуры общества рассыпятся, и весь огромный освободительный потенциал распределенных моделей пропадет понапрасну.

Среди некоторых политиков и экономистов все большей поддержкой пользуется концепция универсального базового дохода, или УБД. Эту идею выдвинула лейбористская партия Великобритании, и частично ее уже опробовали правительства скандинавских стран. Ее суть — ежемесячная выплата базового прожиточного минимума каждому совершеннолетнему гражданину страны. Идея не нова: впервые ее высказал Томас Пейн в XVIII веке. Левые круги вспомнили о ней, когда стало очевидно, что робототехника, искусственный интеллект и прочие новшества скоро ударят по рабочему классу, например по водителям грузовиков. Однако популярность такого решения может вырасти еще больше, когда децентрализованные блокчейн-платформы начнут отнимать рабочие места у среднего класса. Несмотря на извечные опасения экономистов-прагматиков, что универсальный базовый доход, как и любая государственная субсидия, лишит население мотивации к труду, эта идея вызывает определенные симпатии и среди политиков правого толка. Одна из причин — более простой и менее бюрократизированный процесс реализации таких выплат, чем нынешние программы социальной помощи. Да и что означает «утрата мотивации к труду», если трудиться будет уже не нужно?

Высказываются также опасения, что универсальный базовый доход усугубит неравенство в статусе, если не в уровне обеспеченности. Зависимость от государства подорвет социальные структуры. Владельцы капитала и активов продолжают накапливать богатства, тогда как основная масса населения будет вынуждена обходиться прожиточным минимумом. Поэтому в качестве альтернативы УБД иногда предлагают «универсальный базовый актив» — личную, доступную для инвестиций долю в социально-экономической инфраструктуре. Что если все городские жители получат акции распределенной энергосети своего города, отображенные в форме криптоактива? Захотят ли они вложить этот актив в бизнес, требующий новых энергозатрат? Ранее мы обсуждали репутационные токены и персональные бренды — концепции, в рамках которых индивидуальные навыки и опыт работы рассматриваются скорее как инструменты для создания капитала, чем пакеты готовых услуг. Возможно, такой подход стимулирует работу на благо общества. Не исключено, что со временем каждый из нас будет владеть долей в общественном благосостоянии.

Призывы помочь тем, кто попадет под удар в результате новой технической революции, носят одновременно и моральный, и прагматический характер. Ведь под вопросом может оказаться само понятие человеческого достоинства — осознание того, что каждый из нас имеет право сделать из своей жизни нечто осмысленное и плодотворное. По мере того как машины начнут занимать места «синих», а затем и «белых воротничков», нам придется заново задуматься о цели и смысле бытия. Пожалуй, самым конструктивным было бы стремление перейти к постиндустриальному образу существования, при котором всячески поощряется творческая деятельность — даже если она и не вознаграждается финансово. В рамках подобного мировоззрения каждый из нас, а не только «звезды» бизнеса вроде Илона Маска или популярные деятели культуры вроде Джеффа Кунса, Бейонсе и Джоан Роулинг ценен своей способностью к созиданию.