Николай Сычев - Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1

Следует также отметить, что в рамках своей трудовой теории стоимости Д. Рикардо затронул и такой важный вопрос, как соотношение понятий стоимости и богатства, понимая под последним определенное количество производимых в обществе потребительных стоимостей. Указывая на необходимость различения этих понятий, он писал: «Стоимость существенно отличается, следовательно, от богатства, ибо она зависит не от изобилия, а от трудности или легкости производства. Труд 1 млн. человек на фабриках всегда произведет одну и ту же стоимость, но он не произведет всегда одно и то же богатство». [128]Развивая эту мысль, Д. Рикардо пояснял, что в результате изобретения новых машин, использования более квалифицированных рабочих, лучшего разделения труда, открытия новых рынков для выгодного обмена товаров создается больше богатства, т. е. разнообразных предметов. Но при этом стоимость каждого из них не увеличивается, так как она «повышается или падает пропорционально легкости или трудности его производства, или, другими словами, пропорционально количеству труда, затраченного на его производство». [129]Таким образом, Д. Рикардо установил, что с ростом производительности труда величина стоимости товаров падает, а масса потребительных стоимостей растет.

Д. Рикардо понимал, что многие ошибки в политической экономии проистекают из смешения потребительной стоимости товара и его стоимости. Так, он писал: «Многие заблуждения в политической экономии объясняются ошибочными взглядами на этот предмет, а именно отождествлением возрастания богатства с возрастанием стоимости и слабо обоснованными понятиями о том, что является стандартной мерой стоимости». [130]И далее: «Только вследствие смешения понятий стоимости богатства или благосостояния можно было утверждать, что богатство может быть увеличено путем уменьшения количества товаров, т. е. предметов необходимости, удобства и удовольствия». [131]

Однако отсутствие концепции двойственного характера труда, воплощенного в товаре, не позволило Д. Рикардо решить вопрос о соотношении потребительной стоимости товара и его стоимости с точки зрения данной концепции, выявить внутреннюю причину их противоположного движения в условиях повышения производительности труда, хотя он и обнаружил это явление и пытался его осмыслить.

В целом, трудовая теория стоимости Д. Рикардо, несмотря на присущие ей недостатки, в ряде случаев, как мы видели, весьма существенные, тем не менее является монистичной, опирающейся на единый исходный принцип – затрат труда на производство товара. В этой связи он решительно выступал против всех попыток объяснить величину стоимости колебаниями спроса и предложения и показал, что эти колебания предопределяются в конечном счете действием закона стоимости, в соответствии с которым осуществляется рыночное ценообразование.

Она представляет собой завершающий этап в развитии трудовой теории стоимости. Критически переосмыслив концептуальные идеи классиков политической экономии (прежде всего Д. Рикардо), он совершил революционный переворот, который затронул все составные части этой науки. По мнению Ф. Энгельса, такой переворот стал возможным благодаря применению в политической экономии диалектического метода, выработанного выдающимся немецким философом Г. Гегелем.

В рецензии на книгу К. Маркса «К критике политической экономии» Ф. Энгельс отмечал, что ее автору предстояло, прежде всего, решить следующий вопрос: как развивать науку? Имея в виду общеметодологическую значимость этого вопроса, Ф. Энгельс писал: «Таким образом, тут надо было решить другой вопрос, который не имеет отношения к политической экономии как таковой. Какой метод научного исследования следует избрать? С одной стороны, имелась гегелевская диалектика в совершенно абстрактном “спекулятивном” виде, в каком ее оставил после себя Гегель; с другой стороны, имелся обычный, ныне снова ставший модным, по преимуществу вольфовски-метафизический метод, следуя которому буржуазные экономисты и писали свои бессвязные толстые книги. Этот последний настолько был теоретически разгромлен Кантом и в особенности Гегелем, что только косность и отсутствие другого простого метода могли сделать возможным его дальнейшее практическое существование. С другой стороны, гегелевский метод в данной его форме был абсолютно непригоден. Он был по существу идеалистическим, а тут требовалось развитие такого мировоззрения, которое было бы более материалистическим, чем все прежние. Он исходил из чистого мышления, а здесь надо было исходить из самых упрямых фактов. Метод, который, по собственному признанию Гегеля, “от ничего через ничто пришел к ничему”, был в этом виде здесь совершенно неуместен. Тем не менее из всего наличного логического материала он был единственным, который можно было по крайней мере использовать. Этот метод не подвергался критике, он не был опровергнут, никто из противников великого диалектика не смог пробить брешь в гордом здании этого метода; он был забыт потому, что гегелевская школа не знала, что с ним делать. Поэтому надо было прежде всего подвергнуть гегелевский метод основательной критике». [132]

Великая заслуга К. Маркса, по словам Ф. Энгельса, состоит в материалистической переработке гегелевской логики, что позволило ему, с одной стороны, высвободить из нее рациональное ядро, которое заключает в себе действительные открытия Г. Гегеля в этой области; с другой стороны, восстановить диалектический метод, освобожденный от идеалистических оболочек, на подлинно научной основе, вследствие чего он и становится единственно правильной формой развития мышления. Ф. Энгельс придавал выработке такого метода, впервые примененного К. Марксом в процессе критики политической экономии, столь большое значение, что ставил ее в один ряд с открытием материалистического понимания истории. [133]

По Ф. Энгельсу, критику политической экономии, согласно диалектическому методу, выработанному К. Марксом, можно было проводить двояким образом: исторически и логически. При этом исторический метод позволяет в общем и целом прослеживать действительное развитие от простейших отношений к более сложным и в силу этого излагать экономические категории в их исторической последовательности, совпадающей в конечном счете с логической. Именно данный метод, на первый взгляд, кажется наиболее правильным в научном отношении, обладающим преимуществом большей ясности. Однако на самом деле он был бы в лучшем случае только более популярным. Прежде всего это обусловлено тем, что развитие истории «часто идет скачками и зигзагами, и если бы обязательно было следовать за ней повсюду, то пришлось бы не только поднять много материала незначительной важности, но и часто прерывать ход мыслей». Кроме того, «нельзя писать историю политической экономии без истории буржуазного общества, а это сделало бы работу бесконечной, так как отсутствует всякая подготовительная работа». Поэтому «единственно подходящим был логический метод исследования. Но этот метод, – подчеркивал Ф. Энгельс, – в сущности является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей. С чего начинается история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы». [134]