Карл-Хайнц Паке - Баланс. Экономический анализ проекта «Немецкое единство»

Возможно, что именно в неверном истолковании причинно-следственных связей кроется ответ на вопрос, почему экспертный совет и другие ученые столь скептически отнеслись к валютному союзу. Для многих советников из академических институтов было некомфортно оказаться в общественной ситуации, которая почти не оставляла сколь-либо по-настоящему серьезных возможностей для маневра. Поэтому ученые были поставлены перед не слишком привлекательным выбором. Они могли прямо посмотреть в глаза неприятной реальности и высказаться в пользу практически неизбежного или еще немного времени отрицать эту реальность, сохранив за собой роль увещевателей-скептиков. Первая возможность таила в себе большой риск того, что позднее на них вместе со всеми политиками будет возложена ответственность за огромные трудности, с которыми следовало считаться и после создания валютного союза. Другая возможность была связана с опасностью через какое-то время снискать себе недобрую славу оторванных от реальной жизни кабинетных ученых. Не все из них, но многие выбрали эту вторую.

Немецкие дебаты

Интеллектаульной элите не понравился валютный союз

«Белендорф, 29.6.90. Заголовок для еще не написанной полемической статьи“ Выгодная покупка под названием ГДР”, при этом следует признать, что северогерманское выражение“ выгодная покупка” как ни одно другое характеризует современную безыдейную ментальность капиталистического рвачества».

Это цитата из книги «По пути из Германии в Германию. Дневник 1990» Гюнтера Грасса, опубликованной в январе 2009 г. Из приведенного отрывка становится понятным, как большой писатель и лауреат Нобелевской премии оценивает валютный союза ко времени начала обмена денег: как неоколониалистский захват западногерманским капитализмом ГДР. Здесь Гюнтер Грасс выразил то, о чем тогда думали и все еще продолжают думать многие интеллектуалы.

Этот радикальный приговор, если сопоставить его с фактами, собственно говоря, несостоятелен, как экономически, так и политически. Его место – среди мифов. Но как этот миф возник? И почему он остается столь живым до настоящего времени? Ответ не имеет никакого отношения к экономике, но исключительно к германскому духу и его идеалистической склонности быть оторванным от реальности. С падением Берлинской стены целый класс немецких интеллектуалов оказался перед лицом фактов, которые противоречили их собственной картине мира. Неожиданно появились многие тысячи людей, которые были готовы отвернуться от своей родины, чтобы заново обустроить собственную судьбу и судьбу своих семей, причем сделать это на Западе. Как и переселенцы, которые в ХIХ веке собрали свои пожитки и отправились в Америку – не из любви к Америке, а потому, что не имели никаких жизненных перспектив у себя дома. Это была самая элементарная форма использовать свободу, ту самую свободу, которая и теперь прокладывала себе дорогу, высвобождая огромную энергию.

Эта была совершенно новая для немцев ситуация. В течение немногих недель в небытие канули все тщательно прорисованные соображения по поводу различного рода стратегий осторожной, поэтапной адаптации. Пространство для политического маневра было сужено до предела. Более того, в новой ситуации все идеалистические умозаключения утратили свое обоснование. Это был травмирующий опыт для духовной элиты, привыкшей в качестве моральной инстанции к повсеместному самому серьезному отношению к себе со стороны общественности. Так было и на Востоке и на Западе, поскольку и там и тут чистая идея в одночасье обесценилась. Реальность отбросила ее на обочину. Это обстоятельство объясняет раздраженную тональность «Дневника» Гюнтера Грасса каждый раз, когда он говорит о немецком единстве. При чтении чувствуется досада наставника нации ввиду неизбежности надвигающихся событий. И его нескрываемое раздражение в связи с тем, что даже Вилли Брандт, его старый друг и политический соратник, по всем существенным пунктам согласен с канцлером Гельмутом Колем и министром иностранных дел Гансом-Дитрихом Геншером.

От этого шока от столкновения с реальностью только один маленький шаг до упрека в неоколониализме. Ведь как иначе можно с этой точки зрения охарактеризовать введение немецкой марки, если не как подготовку внезапного захвата слабого Востока сильным Западом? Только как соблазнение людей, чтобы помешать им идти своим собственным путем в рамках собственной экономической системы, путем между капитализмом и социализмом. Лишь немногие интеллектуалы, в первую очередь Моника Марон и Хельга Шуберт, решительно выступили против этой точки зрения. Они справедливо указали на то, что валютный союз был создан только потому, что люди в Восточной Германии отказывались в очередной раз быть объектом для экспериментов с неочевидным исходом. Люди использовали свою свободу. Они хотели получить то, что уже имеют другие, и ничего сверх того. И политики не могли не отреагировать на эти настроения.

С учетом реальностей жизни это было, очевидно, умное решение. Поскольку политики, приняв ответственность за валютный союз, на самом деле вызвали на себя огонь всех тех недовольных, которые желали получить более выгодный экономические результат, хотя при этом были не в состоянии сами показать, каким образом этот результат можно было достичь на практике. Вина политиков была действительно очень велика. Знаменитые слова Гельмута Коля, сказанные им по поводу создания валютного союза о том, что на Востоке возникнут «цветущие ландшафты», возможно, принесли ему много голосов избирателей на предстоящих тогда первых общегерманских выборах в бундестаг. Они также вызвали сильный всплеск энергии и эйфории, поскольку вселили в людей веру в то, что в их работе есть цель, контуры которой уже обозначились на горизонте. Однако в долгосрочной перспективе эти настроения обернулись бумерангом, так как уже спустя немного лет стало очевидно: начатый процесс экономических преобразований носит во много раз более глубокий и сложный характер, чем представление о нем как о процессе расцветающих ландшафтов. Многие разочарования людей в более позднее время, несомненно, коренились в этих несбывшихся ожиданиях.

Однако вернемся к хронологии событий. С избранием новой Народной палаты ГДР 18 марта 1990 г. были созданы политические рамки для валютного союза. За выборами последовали два месяца дальнейших интенсивных дискуссий в кругах общественности. Правда, теперь уже речь шла не о «за» и «против» валютного союза, а о конкретных условиях его учреждения. Особое внимание в ходе политических дебатов было уделено переходному курсу между восточногерманской и западногерманской маркой.