Карл-Хайнц Паке - Баланс. Экономический анализ проекта «Немецкое единство»

Примечательной чертой работы Попечительского приватизационного совета была простота его стратегии – и это при всей сложности отдельных принимаемых решений и подписываемых договоров. Во всех случаях Совет пытался, как правило, продать приватизационные объекты компаниям, хорошо зарекомендовавшим себя на рынке и профессионально знающим конкретную отрасль производства. Или способным менеджерам бывших народных предприятий, по так называемому принципу Management-buy-out, что, правда, случалось реже. При этом сама типичная приватизация проходила по известной схеме: экспертиза основного имущества предприятия, в необходимых случаях его разделение на экономически целесообразные производственные единицы; выставление на аукцион соответствующего предприятия или его отдельного подразделения; переговоры с заинтересованными приобретателями, при необходимости дальнейшее дробление объекта; продажа на согласованных условиях и затем, спустя какое-то время, контрольная проверка выполнения договорных обязательств и, если нужно, дополнительные переговоры. Короче говоря, стандартная процедура, принятая при продаже компаний, за исключением контрольной проверки, которая в деятельности Совета, естественно, должна была играть более важную роль, чем в обыденной деловой жизни.

Именно простота метода позволила на отдельных этапах приватизационной процедуры действовать вполне прагматично и гибко. Сохранялось пространство для маневра при выборе потенциальных покупателей, поскольку для этого существовал целый ряд критериев: серьезность намерений, платежеспособность и знание соответствующей сферы производства заинтересованными лицами; предложенная цена, обоснованность модели будущего развития предприятия, число сохраняемых и вновь создаваемых рабочих мест, среднесрочные перспективы роста и т. д. Но именно эти прагматизм и гибкость обеспечивали то, что после подписания сделки было бы чрезвычайно сложно сделать, а именно: оценить, была ли она целесообразна или нет. Ценой более простого подхода была бы непрозрачность в работе приватизированного предприятия, что, как выяснилось спустя время, на самом деле имело и имеет место. Но составить более достоверную, подтвержденную документами картину итогов приватизации, вероятно, будут в состоянии только будущие истории экономики.

И все же есть два важнейших результата, которые столь очевидны, что их нельзя не увидеть. Приватизация завершилась с большим дефицитом, ее следствием также стало драматичное сокращение персонала. Оба эти факта оставили глубокие следы – в финансовом, хозяйственном и социальном отношении. Поэтому они заслуживают более основательного рассмотрения.

Сначала о дефиците. Едва ли вызывает сомнение, что в начале приватизации общественность и все ее непосредственные участники сильно переоценили продажную стоимость имущества, вверенного попечению. Так, Детлеф Карстен Роведдер, после немецкого воссоединения до своего убийства в апреле 1991 г. руководитель Попечительского приватизационного совета, в октябре 1990 г. назвал общую выручку от приватизации в 600 млрд немецких марок [17] См. заявление Роведдера от 19 октября 1990 г., согласно сообщению информационного агентства ADN. . Скоро стало ясно, что эта цифра не имеет ничего общего с реальностью. В действительности выручка (брутто) не превышала 60 млрд немецких марок, т. е. составляла одну десятую оценочной суммы, названной Роведдером. При этом проведение самой приватизации обошлось в 300 млрд немецких марок. Общий дефицит Попечительского приватизационного совета составил, таким образом, сумму более чем 200 млрд немецких марок. Короче говоря: с чисто финансовой точки зрения продажа имущества, вверенного попечению, была полностью убыточной сделкой, при этом, по крайней мере сначала, неожиданно убыточной. Как это могло произойти? И почему стоимость приватизируемого имущества была переоценена, если серьезно относиться к цифре Роведдера, на гигантскую сумму 800 млрд немецких марок?

Начнем с того, что причина слабой выручки очевидна и бесспорна – это размер старой задолженности. При заключении валютного союза было принято решение о частичном списании задолженности предприятий, а также о том, что она будет номинирована в немецкой марке по курсу одна немецкая марка к двум восточногерманским. В результате остаточная задолженность составила 116 млрд немецких марок. Такая мера была предпринята, поскольку по балансу старая задолженность предприятий проходила как корреспондирующая статья к сбережениям частных домохозяйств, ликвидация которых по политическим мотивам не подлежала обсуждению. Поэтому практически существовала только одна альтернатива – или переложить все долги на плечи государства, или оставить их на балансе предприятий, переданных в ведение Попечительского приватизационного совета. Было принято решение пойти вторым путем. Хотя с самого начала было ясно: этот путь приведет к обременению начальных балансов, что, в свою очередь, снизит продажные цены и в конечном итоге ухудшит показатели работы Совета.

Нельзя не сказать, что еще тогда нередко можно было слышать: сохранение старой задолженности – это тяжелая ошибка, так как она усложнила приватизацию. Вряд ли можно, однако, признать это утверждение верным, поскольку в приватизационных договорах обременение старыми долгами в разумных пределах было учтено, и это факт. Вполне вероятно, что во внутренних отношениях между Советом и вверенными ему предприятиями даже было целесообразно сохранить старую задолженность в их балансах, поскольку такая мера позволяла Совету как холдинговой структуре оказывать определенное давление на руководство отдельных предприятий, побуждая его к большей эффективности и производительности [18] По этому поводу см. отличный комментарий Херинга (см.: Heering, W.: «Acht Jahre…», с. 32–33). . Как бы там ни было, в конечном счете, т. е. после приватизации, старые долги все-таки вернулись к государству в виде уменьшенной на соответствующую величину выручки от продажи приватизированного имущества. То есть приватизационная сделка была закрыта с большим дефицитом, который на долгое время стал тяжелой ношей для так называемого «фонда погашения унаследованного бремени».

Недооценено было не только влияние старых долгов. Также очевидно, что изначально существовали иллюзии и относительно чисто физического качества основных производственных фондов. Парк машинного оборудования на большинстве предприятий оказался в еще более запущенном состоянии, чем ожидалось. Особенно в тех отраслях и в производственных подразделениях, где в результате нефтяного кризиса 1970–1980-х гг. в рыночной экономике Запада произошел сильнейший рывок в деле модернизации, связанный с огромными инвестиционными вложениями в энергосберегающие технологии, которые сделали экономически ненужным устаревшее оборудование. К этому следует добавить многочисленные федеральные законодательные акты, которые были приняты в то время в связи со структурной перестройкой экономики и которые резко ограничивали возможности использования многих устаревших видов оборудования по экологическим причинам и в целях обеспечения техники безопасности на рабочих местах.