Бринк Линдси - Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма

Хотя торговля с дальними странами стара, как мир, то, что происходило теперь, оказалось беспрецедентным. Международная торговля на дальние расстояния перестала носить маргинальный характер, ограничиваясь лишь поставкой предметов роскоши. Впервые во всех странах, участвующих в международной торговле, центральным элементом экономической жизни стала специализация производства во всемирном масштабе. В 1870–1913 гг. доля экспорта в национальном доходе в Индии и Индонезии удвоилась, а в Таиланде и Китае более чем утроилась. Особенно поразительной была трансформация Японии. После прибытия в 1858 г. на Японские острова эскадры коммодора Пери Япония, жившая в условиях почти полной изоляции, обратилась к свободной торговле. Всего за 15 лет ее экспорт увеличился в немыслимые 70 раз и составил 7 % ВВП {97}.

Но продолжалось это недолго. Если промышленная революция создала первую глобальную экономику, то промышленная контрреволюция ее разрушила. В конце XIX в., в то время, когда бурный рост международной торговли и инвестиций формировал посредством рынка глобальный экономический порядок, бунт против рыночной конкуренции подрывал самые основы этого порядка. Развитые страны, распространявшие по всему миру новые технологии, новые институты и новую современную культуру, сами стали жертвами атавизма. Протекционизм, национализм, империализм, милитаризм – вот те темные силы, которые были выпущены промышленной контрреволюцией на международную арену. Эти силы, сумевшие укрепиться и обрести влияние в недрах внешне мирной и прогрессивной Европы, в конце концов взорвались катаклизмом Первой мировой войны. В этом чудовищном конфликте погибла первая мировая экономика. Последовавшие трагедии – тоталитаризм, Великая депрессия и Вторая мировая война – завершили падение мира в пропасть огня и хаоса, начавшееся с первых августовских залпов.

В середине XIX в. казалось, что мир ждет совсем иное будущее. Многие в то время считали, что впереди – торжество либеральных идей: космополитизм, свобода торговли и мир во всем мире. Пример, как и во многом другом, подавала Великобритания. За десятилетия после победы под Ватерлоо в 1815 г. страна достигла большого прогресса в демонтаже своей протекционистской политики. Воспользовавшись открывшимися политическими возможностями, два текстильных фабриканта – Ричард Кобден и Джон Брайт – повели страну к более решительным действиям. Они создали Лигу против хлебных законов с центром в Манчестере и развернули общенациональное массовое движение городских средних классов против крупных землевладельцев. В 1846 г. их семилетняя кампания увенчалась победой: были отменены хлебные законы и все пошлины на импортируемое зерно.

Под руководством Кобдена и Брайта движение добилось того, чту Адам Смит, их идейный наставник, считал невозможным. А. Смит в «Богатстве народов» теоретически обосновал выгодность свободной торговли, но сомневался, что его аргументы смогут когда-либо изменить ситуацию. «Конечно, ожидать восстановления когда-нибудь полностью свободы торговли в Великобритании так же нелепо, как ожидать осуществления в ней «Океании» или «Утопии». Этому непреодолимо препятствуют не только предубеждения общества, но и частные интересы отдельных лиц, которые еще труднее одолеть» {98}. Спустя семь десятилетий невозможное стало реальностью.

Выдержав испытание в Британии, свободная торговля начала распространяться по европейскому континенту. Главным прорывом, и вновь с участием Ричарда Кобдена, стало заключение в 1860 г. договора Кобдена – Шевалье между Великобританией и Францией. За ним последовал шквал торговых договоров между европейскими странами. Основываясь на традициях Zollverein [11], только что объединенная Германия неуклонно следовала путем либеральной политики. К середине 1870-х гг. на континенте средняя величина ввозного тарифа на промышленные товары составляла от 9 до 12 %, тогда как к концу наполеоновских войн она была не ниже 50 % {99}.

Либеральные активисты движения за свободу торговли не считали коммерческие выгоды своей единственной или, тем более, главной целью. По их мнению, свобода торговли должна была оказать глубокое влияние на всю сферу международных отношений. Свобода торговли, полагали они, может проложить дорогу к новым современным формам международного порядка, который придет на смену бесцельной и разрушительной династической борьбе, навязываемой народам королями и аристократами. Главной целью, к которой стремились фритредеры, было мирное сотрудничество народов, а не просто экономическая эффективность.

В одной из речей, произнесенных в Манчестере накануне отмены хлебных законов, Кобден так обрисовал свое видение будущего:

Я верю, что материальная выгода будет самым малым из того, что даст человечеству победа этого принципа. Я смотрю дальше; в принципе свободы торговли я вижу силу, которая в нравственном мире будет действовать так же, как закон всемирного тяготения во Вселенной, – сближая людей, устраняя вражду, вызываемую различием рас, религий и языков, соединяя нас узами вечного мира. Я заглянул еще дальше. Я размышлял, возможно даже мечтал, о далеком будущем – да, о том, что будет через тысячу лет. Я думал о том, к каким последствиям может привести торжество этого принципа. Я верю, что он изменит облик мира: возникнет система правления, совершенно отличная от той, которая господствует сегодня. Я верю, что желания и мотивы создавать огромные могущественные империи, гигантские армии и огромные флоты – все то, что используется для разрушения жизни и уничтожения плодов труда, – все это отомрет; я верю, что все это перестанет быть необходимым и не будет использоваться, когда человечество станет единой семьей и люди будут свободно обмениваться со своими собратьями плодами своего труда {100}.

Кобдена и других викторианцев, боровшихся за свободу торговли, часто обвиняют в наивной вере в целительные свойства торговли. И в самом деле, некоторые в этом лагере пали жертвой поспешного предположения, что в новой глобальной экономике большие войны будут невозможны. Но сам Кобден, как видно из вышеприведенной цитаты, не питал иллюзий относительно трудностей борьбы с силами разрушения. Он понимал, что это грандиозный многовековой проект.

При всей их реалистичности, взгляды сторонников Кобдена были явно оптимистичны. Впереди ждали пугающие испытания, но переделка мира уже началась. Бесплодность международных конфликтов медленно, но верно уступала дорогу взаимозависимости, миру и процветанию, а торговля служила паровым двигателем этих благотворных перемен.

Радостный космополитизм фритредеров слишком быстро уступил место совершенно иному представлению о международных отношениях. По мере того как промышленная контрреволюция обретала силу, видение мира между народами стало терять позиции и его место заняла новая перспектива, мрачная и угрожающая, – соперничающие страны, соперничающие расы, увязшие в принципиальном и неразрешимом конфликте, поглощенные беспощадной и безжалостной борьбой за господство. Отнюдь не случайно этот радикальный и разрушительный сдвиг господствующих взглядов на международные отношения совпадает с распространением восторженного отношения к централизации контроля и управления; напротив, движение в этих двух направлениях было взаимосвязанным и взаимоусиливающимся {101}.