Уильям Энгдаль - Финансовое цунами

Влияние азиатского кризиса на доллар было заметным и подозрительно положительным. Эндрю Крокетт, генеральный управляющий Банка международных расчетов, организации ведущих мировых центральных банков в Базеле, отмечал, что хотя в 1996 году страны Восточной Азии имели комбинированный дефицит текущего счета в 33 млрд. доллара США, в результате притока спекулятивных горячих денег, «1998-1999 годах текущий счет поменял знак на 87 млрд в плюсе». К 2002 году излишек достиг впечатляющих размеров в 200 млрд. долларов. Основная часть этого излишка возвращалась в США в виде покупки задолженности Казначейства США азиатскими центральными банками, по существу финансируя политику Вашингтона, толкая вниз процентные ставки в США и подпитывая формирующуюся Новую Экономику, NASDAQ dot.com New Economy IT boom, . [12]

В ходе экстремального азиатского финансового кризиса 1997-1998 годов Гринспен отказывался действовать, чтобы облегчить финансовое давление до тех пор, пока не рухнула Азия, и Россия получила свой дефолт по государственной задолженности в августе 1998 года, а дефляция распространилась от региона к региону. Затем, когда и он и ФРБ Нью-Йорка вмешались для спасения огромного хедж-фонда LTCM , обанкротившегося в результате кризиса в России, Гринспен произвел необычно резкое сокращение процентных ставок ФРС, в первый раз на 0,50%. За этим, спустя несколько недель, последовало сокращение еще на 0,25%. Это дало мгновенный импульс нарождающемуся пузырю dot.com NASDAQ IT .

В конце 1998 года на фоне последовательных сокращений процентных ставок Федеральной резервной системы и накачивания достаточной ликвидностью, фондовые рынки США, во главе с NASDAQ и NYSE , стали разгоняться. В одном только 1999 году, когда пузырь Новой Экономики шла полным ходом, был зарегистрирован ошеломляющий рост стоимости акций, принадлежащих американским домохозяйствам, на 2,8 трлн долларов. Это составило более 25% годового ВВП, в бумажной стоимости.

Ограничения Гласса-Стигала на банки и инвестиционные банки, продвигающие акции, которые они вывели на рынок (в точности конфликт интересов, который вызвал к жизни Гласса-Стигала в 1933 году), эти ограничения исчезли. Уолл-стритовские фондовые промоутеры получали бонусы в десятки миллионов долларов за мошенническое раскручивание акций компаний сети Internet и других, таких, как WorldCom и Enron . Это снова были все те же «ревущие 1920е», но с электронными компьютеризированными турбореактивными «завлекалками».

В марте 2000 года, на самом пике биржевой мании dot.com Алан Гринспен выступил на конференции по «Новой экономике» в Бостонском колледже, где повторил свои в те времена стандартные мантры во славу ИТ-революции и об ее влиянии на финансовые рынки. В этой речи он даже превзошел предыдущие восторги фондовыми пузырями IT и их предполагаемым «обогащающим воздействием» на уровень потребления домохозяйств, который, по его утверждению, поддерживал устойчивый рост экономики США.

«В последние несколько лет стало все более очевидным, что этот бизнес-цикл отличается кардинальным образом от многих других циклов, которые характеризовали Америку после второй мировой войны», - отметил Гринспен. «Достигнуто не только рекордное по длительности расширение, но и сделано это при большем экономическом росте, чем ожидалось».

Он продолжил почти поэтически источать мед:

«Мои замечания сегодня будут сосредоточены как на том, что очевидно является источником этого впечатляющего достижения - революция в области информационных технологий… Когда историки будут изучать вторую половину 90х или два последних года, я подозреваю, что они заключат, что мы сейчас переживаем ключевой период американской экономической истории… Эти инновации, и здесь характерным последним примером служит умножившееся использование Интернета, поставили на поток запуск фирм, многие из которых претендует на возможность произвести переворот и доминировать в крупных частях национальной системы производства и распределения. И участники рынков капитала, недовольные тем, что им приходится иметь дело с быстро меняющимися сдвигами в структуре экономики, вслепую ищут адекватные оценки этих компаний. И сключительная волатильность фондовой стоимости этих новых фирм, и, по мнению некоторых, их завышенных оценка указывают на грядущие трудности предсказания особых технологий и бизнес-моделей, которые будут превалировать в ближайшие десятилетия».

Затем Маэстро перешел к своей реальной теме - способности распределять риск через технологии и Интернет, предвестник его осмысления этого едва проклюнувшегося феномена секьюритизации:

«Влияние информационных технологий стало особенно заметно в финансовом секторе экономики. Возможно, самым значительным нововведением стала разработка финансовых инструментов, которые позволяют перераспределять риски по тем сторонам, которые наиболее готовы и способны нести этот риск. Многие из вновь созданных финансовых продуктов, и в первую очередь финансовые деривативы, привносят экономическую стоимость путем разделения рисков и перемещения их в высшей степени точным способом. Хотя эти документы не могут уменьшить риски, присущие реальным активам, они могут перераспределять их таким способом, который вызывает приток инвестиций в реальные активы, и, следовательно, приводит к повышению производительности труда и уровня жизни населения. Информационные технологии сделали возможным создание, оценку и обмен этих сложных финансовых продуктов на глобальной основе…

Исторические данные свидетельствуют о том, что, может быть, от трех до четырех центов из каждого дополнительного доллара на фондовом рынке в конечном итоге отражаются на увеличении потребительских покупок. Резкое увеличение объема потребительских расходов по отношению к располагаемым доходам в последние годы, и соответствующее падение в норме сбережений, является отражением этого так называемого эффекта богатства на бытовые покупки. Кроме того, повышение фондовых цен, через снижение стоимости акционерного капитала, помогло поддержать бум в капиталовложениях .

За последние пять лет расходы , вызванные приростом капитала в акциях и домах сверх роста доходов, насколько мы можем судить, добавили в среднем примерно 1 процентный пункт к ежегодному росту валового внутреннего потребления. Дополнительный рост расходов в последние годы, который сопровождал этот прирост богатства, а также другие поддерживающие влияния на экономику, по-видимому, обеспечивались в равной степени увеличением чистого импорта, а также товарами и услугами, произведенными чистым приростом числа вновь нанятых работников сверх нормального роста численности рабочей силы, в том числе значительным чистым притоком рабочих из-за рубежа. [13]