Фрэнк Шостак - Экономический цикл: Анализ австрийской школы

Кроме того что он писал для собственных изданий, Харвуд регулярно писал для The Annalist, финансового и экономического еженедельника, издаваемого New York Times. Заметив рост чистого экспорта золота из США в 1927 году, он сделал вывод, что кредитная экспансия ФРС скоро закончится. В марте 1928 года он сравнил расширяющийся кредит с раздутым ботинком:

«Возвращаясь к кредитному «ботинку», мы оказываемся в следующем положении: нога опухла; на пальцах множество «шишек»; ФРС затягивает «шнурки»; и существует высокая вероятность, что сам «ботинок» физически сожмется. Поэтому мы не должны удивляться ощущению сдавленности, которое возникнет в не столь отдаленном будущем» 69.

Спустя несколько лет Харвуд отметит, что статья появилась вовремя - цены облигаций достигли максимума в марте 1928 года. 25 января 1929 года он написал в The Annalist, что банки «выдали слишком много кредитов» и теперь только ФРС может предотвратить крах. В следующей статье от 15 февраля он предупредил о «смертельных опасностях» спекуляции ценными бумагами. «В отсутствие внешних сдерживающих сил, ситуация похожа на знаменитую спекуляцию тюльпанами в Голландии или даже на злополучный бум на рынке земли во Флориде... Текущая спекуляция капитальными товарами, представителями которых являются ценные бумаги, и инфляция их цен намного опаснее спекуляции потребительскими товарами» 70. Наконец, 2 августа 1929 года Харвуд пришел к выводу, что «возможно, недалеко то время, когда страна осознает "холодным и серым похмельным утром", что это была всего лишь еще одна попойка на заемные деньги» 71. Более того, эпоха после 1929 года оказалась в тисках дефляционных сил, Харвуд не ожидал быстрого возвращения к процветанию.

Возможно, самым удачливым спекулянтом в 1929—1933 годах был Джо Кеннеди. Казалось, у него был идеальный темперамент для спекулянта - «страсть к фактам, полное отсутствие сентиментальности, удивительное чувство времени» 72.

Согласно многим свидетельствам, Кеннеди оставался на рынке до конца 1928 года, когда он продал большую часть своих акций и опционов [класса RKO "А"] на несколько миллионов долларов. Зиму 1928-1929 годов он провел в своем втором доме в Палм-Бич во Флориде, который он купил по выгодной цене после обвала на местном рынке недвижимости. Кеннеди решил в 1929 году не реинвестировать средства, а оставить наличные 73. Летом 1929 года, после того, как он увидел, что двое мальчиков-чистильщиков обуви разговаривают о фондовом рынке, он утвердился в своем решении не возвращаться на рынок. «Тут же на месте он решил, что рынок, на котором могут играть все и который могут предсказывать чистильщики обуви, для него не является рынком» 74.

Говорят, что Кеннеди также играл на понижение 75все время, пока рынок падал в начале 1930-х годов, и заработал больше миллиона долларов. Затем в начале 1933 года, шесть месяцев спустя после того, как рынок достиг дна, он стал играть на повышение 76.

А как насчет Джесси Аивермора, короля спекулянтов и «великого медведя» Уолл-Стрит? Он сделал себе имя, сыграв на понижение акций во время паники 1907 года. Но несмотря на репутацию вечного продавца, в 1920-е годы он часто покупал. Б 1924 году он иногда совершал быстрые операции на понижение и делал это все чаще по мере формирования «бычьего» рынка. Зная, что в сентябре 1929 года Бэбсон будет выступать с алармистской речью, Ливермор на этой во всех остальных отношениях скучной торговой сессии от души сыграл на понижение и неплохо «наварил», когда «обвал Бэбсона» заставил резко просесть рынок. В цитате, приведенной в New York Times 21 октября, он отметил фундаментальный дефект рынка: «То, что произошло,., является неизбежным результатом биржевых спекуляций, сделавших цены на многие акции во много раз выше их действительной стоимости, определяющейся прибылью и чистым доходом на акцию... Если кто-нибудь возьмет на себя труд проанализировать цены ... акций.., то увидит, что они продаются по удивительно высоким ценам» 77.В ответ на радужные перспективы, рисуемые профессором Фишером, Ливермор воскликнул: «Что может профессор знать о спекуляциях или фондовом рынке? Играл ли он когда-нибудь на разнице курсов на кредитные средства (оп margin)? Вложил ли он хоть один цент в какой-нибудь из этих мыльных пузырей, про которые говорит, что они дешевые? 78

Если судить по публичным заявлениям, то Аивермора можно включить в число диссидентов рынка. К сожалению, во время краха он колебался, и не следовал своим собственным советам. По свидетельству его биографа Пола Сар-ноффа, в 1920-е годы Ливермор имел привычку играть на обеих сторонах рынка и в 1929-1930 годах играл как на понижение, так и на повышение. Подводя итог, Сарнофф пишет: «Хотя Ливермор заработал миллионы, играя на понижение, на самом деле он потерял около 6 млн при игре на повышение! Невероятно, но потери Аивермора практически сопоставимы с любым выигрышем, который он мог иметь» 79.

Легендарный Бернард Барух написал в своей автобиографии, что непосредственно перед крахом предупредил своих друзей, что он [всё] продает и им лучше последовать его примеру. Он добавляет: «Несколько раз в 1928 году я продавал, чувствуя, что крах неминуем, но рынок продолжал расти» 80. Говорят, что в 1930 году он играл на понижение, чтобы компенсировать потери от тех акций, которые у него оставались, и для страховки купил золото.

Конечно, с виду Бернард Барух не пострадал от депрессии 1929—1933 годов. Он продолжал ездить за границу, поддерживать родственников, делать благотворительные и политические пожертвования. Но внешние признаки обманчивы, а автобиографиям редко можно доверять. На самом деле, хотя в 1924 году Барух действительно начал работать на фондовом рынке с первого этажа, в 1929 году со своего пентхауса он спустился отнюдь не на лифте. Он попал в силки оптимизма «промышленного возрождения» 20-х годов. В июне 1929 года он предсказывал новую эру мира, понимания и международного сотрудничества 81. Недавнее исследование его брокерских записей, налоговых деклараций и других финансовых документов привело к ревизии портрета гуру Уолл-Стрит:

«Тяжесть улик подкрепляет вывод о том, что он не продавал вовремя. Безоглядный оптимист промышленного возрождения, он недооценивал тяжести ситуации в течение многих месяцев после Краха и продавал акции с запозданием (с таким запозданием, что его налоговая декларация за 1929 год показывает прибыль от торговли акциями: он все еще не зафиксировал убытки.) С другой стороны, он сумел не попасть в число «пылесосов». Он не увлекся игрой на разнице курсов на заемные средства (on margin) и не поддался соблазну активно покупать акции пока они не закончили падение. Перед девальвацией доллара ему хватило ума купить золото и акции рудников. Он не был Бернардом Барухом из легенды, но это единственный стандарт, которому он не соответствовал » 82