Торстейн Веблен - Теория праздного класса

Как бы ни было узаконено в эстетическом отношении пренебрежительное суждение по поводу более современного образования в защиту классического образования и как бы ни было ценно мнение, что классическое знание более подобает человеку и приводит к росту культуры общества и формированию характера, наиболее подобающего человеку, оно не имеет отношения к рассматриваемому вопросу. Вопрос заключается в том, насколько эти взгляды и их выражение в тех или иных отраслях знаний в системе образования помогают или мешают коллективной жизни при современных производственных условиях, насколько они способствуют более легкому приспособлению к нынешней экономической ситуации. Вопрос этот является экономическим, а не эстетическим; и праздносветские нормы образования, находящие выражение в примирительной позиции, занимаемой высшими учебными заведениями по отношению к фактическому знанию, нужно в свете целей настоящего изложения расценивать исключительно с этой точки зрения. Поэтому такие эпитеты, как «благородный», «неблагородный», «высший», «низший» и т. д., имеют значение только для определения отношения и точки зрения дискутирующих лиц, указывают, достоинства каких знаний отстаиваются — новых или старых. Все эти эпитеты являются словами, выражающими почтение или унижение; иначе говоря, они употребляются при завистническом «равнении и в конечном счете подпадают под категорию почетного или позорного, т. е. они относятся к кругу понятий, характерных для системы жизни общества, где царит статус, они являются по существу выражением азартного состязательства — хищническо-анимистического склада ума; они указывают на архаическую точку зрения и представление о жизни, которые, может быть, подходят для хищнической стадии развития общества и для хищнической стадии экономического устройства, где они брали свое начало, но которые с точки зрения экономической эффективности в более широком смысле предстают бесполезными анахронизмами.

Классическая филология, а также ее привилегированное положение в системе образования, за которое с таким безрассудным пристрастием держатся высшие учебные заведения, содействуют формированию известной духовной позиции и снижению экономической эффективности современного поколения образованных людей. Она делает это, не только выдвигая архаичный идеал человека, но также прививая дискриминацию в отношении почетного или позорного в знаниях. Этот результат достигается двояко: 1) внушением привычного отвращения к тому, что является просто полезным, в противоположность тому, что почетно, и формированием вкусов новичка таким образом, что он начинает искренне находить удовлетворение исключительно в таких упражнениях ума, которые обычно не приносят никакой производственной или социальной выгоды; и 2) использованием времени и сил обучающегося для приобретения знаний, которые не имеют никакой пользы, разве что в той мере, в какой эти знания, начав по традиции включаться в сумму обязательных для учащегося, повлияли таким образом на манеру выражения и терминологию, которыми пользуются в практически полезных отраслях знания. Если бы не это терминологическое затруднение — которое само является следствием моды на классическую филологию в прошлом, — знание древних языков, например, не имело бы никакого практического значения ни для какого исследователя или ученого, не занимающегося делом, носящим главным образом лингвистический характер. Разумеется, во всем этом нет ничего, что бы говорило о культурном значении классической филологии, и нет никакого намерения с пренебрежением отнестись к ней или к тому направлению, которое дает студенту ее изучение. Это направление представляется экономически бесполезным — факт, достаточно хорошо известный, надо признать, и он не должен беспокоить того, у кого есть приличное состояние, чтобы обретать утешение и силу в знаниях в области классической филологии. Тот факт, что классическое образование снижает способности учащегося как работника, не встречает особого понимания со стороны тех, кто невысокого мнения о практическом мастерстве по сравнению с культивированием благопристойных идеалов:

Уже вера, и мир, и почет

(и старинное понятие чести, и

пренебреженная доблесть вернутся)

дерзают.

Благодаря тому обстоятельству, что в нашей системе образования эти знания стали частью элементарных требований, способность изъясняться на известных мертвых языках южной Европы и понимать речи древних не только является лестным для лица, находящего случай продемонстрировать свою образованность в этом плане, наличие таких знаний служит в то же время рекомендацией всякого ученого мужа для его аудитории как неподготовленной, так и ученой. По общему мнению предполагается, что на приобретение этих по существу бесполезных сведений нужно будет потратить сколько-то лет, и отсутствие этих сведений создает заведомое предположение как о спешном и поверхностном учении, так и о грубой практичности, которая столь же противна общепринятым нормам серьезной учености и интеллектуального престижа.

Это явление похоже на то, что происходит при покупке любого предмета потребления покупателем, не являющимся искушенным ценителем материалов или мастерства обработки. Он производит оценку стоимости предмета главным образом на основании дороговизны, видной в отделке тех декоративных частей и деталей, которые не имеют прямого отношения к внутренней полезности предмета; при этом предполагается, что существует какая-то не поддающаяся определению прямая зависимость между внутренней ценностью предмета и стоимостью украшений, добавленных для того, чтобы этот предмет продать. Предположение, что обычно не может быть серьезной учености там, где отсутствует знание классической филологии и гуманитарных наук, приводит к демонстративному расточению студентами времени и сил, затрачиваемых на приобретение таких знаний. Традиционное настаивание на толике демонстративного расточительства как требование, предъявляемое всякому престижному образованию, оказало влияние на наши каноны вкуса и полезности в вопросах эрудиции, подобно тому как тот же самый принцип повлиял на наше суждение о полезности производимых товаров.

Правда, демонстративное потребление в качестве средства достижения почета все больше и больше вытесняло демонстративную праздность, и освоение мертвых языков уже больше не является таким властным требованием, каким оно было когда-то, а вместе с этим ослабла его талис-манная сила как ручательства учености. Это так, но справедливо также и другое: классические языки не потеряли своей ценности в качестве ручательства в академической почтенности, поскольку для достижения этой цели необходимо лишь, чтобы ученый был в состоянии представить в доказательство какие-то знания, которые традиционно признаются свидетельством расточения времени, а классические языки очень подходят для этого. В самом деле, почти не возникает сомнения, что именно их полезность в качестве доказательства растраченных сил и времени, а следовательно, денежной силы, необходимой для того, чтобы позволить себе эту расточительность, обеспечила классической филологии ее привилегированное положение в системе высшего образования и привела к тому, что она является самым почитаемым из всех видов учености. Лучше любой другой суммы знаний она служит декоративным целям праздносветского образования и является, следовательно, действенным средством приобретения почета.