Милтон Фридман - Свобода выбирать

К чему тогда вся эта шумиха по поводу «слабости» доллара? Почему регулярно происходят кризисы обменного курса? Непосредственная причина заключается в том, что обменные курсы не определяются на свободном рынке. Центральные банки проводят широкомасштабные интервенции, чтобы повлиять на курсы своих валют. В ходе этих операций они потеряли огромные деньги своих граждан (в 1973–1979 годах эта сумма составила в США около 2 миллиардов долларов). Что еще более важно, они препятствовали нормальному функционированию этого важного элемента ценового механизма. Они не смогли помешать экономическим силам, лежащим в основе этого процесса, воздействовать на установление обменных курсов, но им удавалось поддерживать искусственные обменные курсы в течение длительных периодов времени. В конечном счете они препятствовали постепенному приспособлению к действию экономических сил. Мелкие нарушения аккумулировались в более крупные, что в результате вызвало сильный валютный «кризис».

Почему правительства вмешиваются в функционирование валютных рынков? Потому, что обменные курсы отражают внутреннюю политику. Доллар США был слабее японской иены, немецкой марки и швейцарского франка главным образом потому, что инфляция в США была намного выше, чем в других странах. Инфляция означала, что доллар обладал все меньшей и меньшей покупательной способностью в своей стране. Удивительно ли, что его покупательная способность снижалась и за рубежом? Или что японцы, немцы или швейцарцы не стремились больше обменивать свою валюту на доллары? Но правительства, как и все мы, пускаются во все тяжкие, чтобы скрыть или компенсировать нежелательные последствия своей политики. Правительство, которое вызвало инфляцию, вынуждено прибегать к манипулированию обменным курсом. Когда это не удается, оно обвиняет внутреннюю инфляцию в падении обменного курса, вместо того чтобы признать, что причину и следствие нужно поменять местами.

В обширной литературе о свободе торговли и протекционизме, написанной на протяжении нескольких веков, было выдвинуто лишь три сколько-нибудь стоящих аргумента в пользу тарифов.

Первый аргумент связан с национальной безопасностью. Хотя этот аргумент чаще всего служит оправданием отдельных тарифов, а не веским обоснованием тарифной системы в целом, нельзя отрицать, что в отдельных случаях он может служить извинением для сохранения производственных мощностей, которые не экономичны в других отношениях. Если пойти дальше в развитие этого положения и установить, что в особых случаях введение тарифов и других ограничений в торговле оправданно с точки зрения обеспечения национальной безопасности, необходимо сопоставить затраты на альтернативные способы достижения конкретной цели в области безопасности и доказать, хотя бы prima facie [в первом приближении], что введение тарифов является наименее затратным способом. Такое сопоставление затрат редко применяется на практике.

В качестве второго аргумента выдвигается необходимость поддержки «вновь созданных отраслей промышленности», как, например, в «Докладе о мануфактурах» Александра Гамильтона. Утверждают, что есть некие отрасли промышленности, которые, если помочь им возникнуть и встать на ноги, смогут конкурировать на равных на мировом рынке. Даже если отрасль, однажды возникнув, сможет успешно конкурировать, это само по себе не оправдывает первоначального тарифа. Для потребителей имеет смысл субсидировать новую отрасль на начальном этапе — что на деле и обеспечивается с помощью тарифа, — только при условии, что впоследствии они, тем или иным способом, получат эту субсидию обратно, например, вследствие снижения цен ниже мирового уровня либо благодаря другим преимуществам, связанным с существованием данной отрасли. Но в таком случае зачем нужно субсидирование? Разве первоначальные потери первопроходцев новой отрасли не оправдываются ожиданиями последующего их возмещения? В конечном счете многие фирмы испытывают потери на ранней стадии, в период становления. Это справедливо как для тех фирм, которые входят в новую отрасль, так и для тех, которые входят в уже существующую. Наверное, возможна какая-то особая причина, по которой первопроходцы не смогут окупить свои первоначальные потери, даже если для общества в целом имеет смысл делать первоначальные инвестиции. Но это маловероятно.

Ссылка на зарождающуюся отрасль — это дымовая завеса. Так, называемые «зарождающиеся отрасли» никогда не взрослеют. Коль скоро тарифы введены, они редко отменяются. Более того, этот аргумент редко используется по отношению к отраслям, которые действительно находятся в зачаточном состоянии и смогут появиться на свет и выжить, если получат защиту. У этих отраслей нет публичных защитников. Этот аргумент используется для оправдания тарифов в пользу достаточно «зрелых младенцев», которые могут организовать политическое давление.

Третий аргумент в защиту тарифов, который нельзя опустить, — это аргумент типа «разори своего соседа». Страна, которая является основным производителем продукта или может присоединиться к небольшой группе производителей, контролирующих основную долю производства, может воспользоваться своим монопольным положением для повышения цен на продукцию (наиболее яркий пример — ОПЕК). Вместо того чтобы прямо поднять цены, страна может сделать это косвенно, введя налог на экспорт продукции — экспортный тариф. Выигрыш сам по себе будет меньше, чем соответствующие затраты других стран, но, с точки зрения данной страны, он будет налицо. Точно так же страна, являющаяся основным потребителем продукции и обладающая монопсонией на данный продукт, может для получения выгоды навязать продавцам неоправданно низкую цену. Одним из таких методов является установление импортного тарифа на продукцию. Чистая выручка продавца будет равна цене за минусом тарифа, что равносильно продаже по более низкой цене. В конечном счете тариф будет уплачиваться иностранцами (реальный пример этого нам неизвестен). На практике этот националистический подход скорее всего вызовет репрессалии со стороны других стран. К тому же, как и в случае с «зарождающейся отраслью», реальное политическое давление ведет к возникновению тарифных структур, которые не дают преимуществ ни монополистам, ни монопсонистам.

Четвертый аргумент, выдвинутый Александром Гамильтоном и постоянно повторяющийся по сей день, заключается в том, что свобода торговли — это замечательная вещь, если бы все другие страны придерживались принципов свободы торговли, но, поскольку они этого не делают, США не могут позволить себе этого. Этот аргумент не имеет под собой почвы ни в теории, ни на практике. Когда другие страны налагают ограничения на международную торговлю, это наносит нам ущерб. Но они также причиняют вред самим себе. За исключением трех рассмотренных выше случаев, если мы будем налагать ограничения, мы просто увеличим размеры ущерба и себе, и им. Соревнование в мазохизме и садизме вряд ли является рецептом для разумной международной экономической политики! Подобные репрессивные меры приведут не к уменьшению ограничений со стороны других стран, но, напротив, к дальнейшему росту ограничений.