Роберт Монкс - Корпократия

• Превыше всего ставить интересы пайщиков фонда.

• Сокращать размеры вознаграждения менеджеров и комиссионных агентов и финансовых консультантов.

• Не пытаться переиграть рынок.

• Управлять взаимными фондами «самым честным, открытым и эффективным образом».

В апреле 2004 года, выступая в подкомитете палаты представителей, Богл сказал об этих принципах: «Время подтвердило, что они соответствуют не только тому, что я называю духом закона „Об инвестиционных компаниях“ 1940 года, но и его букве: гарантировать, что взаимные фонды „организованы, функционируют и управляются“ не в интересах менеджеров и брокеров, но в интересах пайщиков». На своем посту Богл действовал так успешно, что Vanguard стала не только поставщиком финансовых услуг с самыми низкими комиссионными, но и второй по размеру активов компанией по управлению паевыми фондами в мире.

В своем выступлении Богл также отметил, что 36 из 50 крупнейших управляющих компаний в мире принадлежат финансовым группам, банкам, брокерским и страховым фирмам, и снова напомнил о Законе 1940 года: «Эти компании приобретают взаимные фонды для того, чтобы получить доход от своего капитала. Но по Закону 1940 года первостепенной задачей фонда является получение дохода на капитал пайщиков. Этот редко признаваемый конфликт интересов требует изучения». Конечно, требует, и не он один.

Часто говорят, что лучше всего на Уолл-стрит умеют переименовывать старые финансовые продукты так, чтобы оправдать новые, более высокие комиссионные. К так называемой либерализации сектора пенсионных фондов это применимо на все 100 процентов. Переименовав и перегруппировав сберегательные счета, сектор финансовых услуг заработал огромные деньги. То же можно сказать и о хедж-фондах. Опросите 10 тысяч человек — ни один не сможет ответить, чем занимается хедж-фонд сверх того, что предоставляет клиентам какой-то слегка улучшенный вариант старой диверсификации рисков, но все могут подивиться структуре комиссионных — 2 процента от стоимости активов и 20 процентов от полученной прибыли.

Та же картина с фондами прямых инвестиций. Принцип их деятельности не нов, он был озвучен в получившей большой резонанс статье Майкла Дженсена [58] Майкл Дженсен — американский экономист, специалист в области экономики финансов, профессор бизнес-школы Гарвардского университета и управляющий директор по организационной стратегии в консалтинговой фирме Monitor Group. «Закат публичной корпорации», напечатанной в номере Harvard Business Review за сентябрь-октябрь 1989 года.

Дженсен писал, что публичные корпорации, которые в течение столетия были основным двигателем экономического прогресса в Соединенных Штатах, перестали быть полезными для многих секторов экономики и отходят на второй план, и предсказывал, что мотивированные менеджеры, владеющие солидными долями в компаниях и, соответственно, участвующие в потенциальных рисках и прибылях, будут работать с большей эффективностью. Идея Дженсена поначалу казалась экстравагантной, но сегодня на нее работают деньги (покупательная способность фондов прямых инвестиций — около 2 триллионов долларов), громкие имена (за последние годы фонды приобрели и сделали непубличными такие компании, как Hertz, Duncan Brands, Universal Orlando, Equity Office Properties Trust, Dominos Pizza, Staples, J. Crew Group, Neiman Marcus, RJR Nabisco и Toys ‘R’ Us) и та солидная респектабельность, что приходит только с настоящим успехом. Джордж Буш-старший, бывший госсекретарь Джеймс Бейкер и бывший британский премьер-министр Джон Мейджор работают советниками в Carlyle Group, одном из самых успешных фондов прямых инвестиций, а бывший губернатор Массачусетса и один из претендентов в кандидаты в президенты США от республиканцев в 2008 году Митт Ромни — один из основателей другого, Bain Capital. Волшебное очарование прибылей, получаемых фондами прямых инвестиций, так велико, что сейчас самые умные и пробивные выпускники бизнес-школ толпами текут не в инвестбанки, а в эти фонды. Не в силах устоять перед запахом таких денег, гиганты вроде Goldman Sachs тоже входят в игру, несмотря на то что в некоторых случаях они оказываются непосредственными конкурентами собственных клиентов.

Если отбросить красивые слова, то цели у фондов прямых инвестиций те же, что у корпоративных рейдеров и королей мусорных облигаций двадцать лет назад: покупать по бросовым ценам неблагополучные компании, реорганизовывать управление, выделять перспективные направления в отдельный бизнес, если есть что выделить, и продавать с огромной прибылью. Майкл Милкен хотел того же самого, но Милкену, в отличие от его современных коллег, приходилось действовать по большей части при ярком свете дня, а превращение публичных компаний в частные освобождает новых владельцев от необходимости раскрывать значительную часть информации, включая масштабы их собственных посягательств на корпоративную кубышку.

Однако красивые слова, похоже, всегда наготове, когда речь идет о частном капитале. Генри Кравис, один из ведущих финансистов нашего времени и, похоже, главный пропагандист фондов прямых инвестиций, любит поговорить о фидуциарной природе приватизированного корпоративного управления. «Посмотрите на все громкие корпоративные скандалы последней четверти века — ни в одном не участвовал фонд прямых инвестиций, — говорил Кравис на конференции фондовых аналитиков, организованной медиакомпанией Dow Jones в 2004 году. — Бывало, что принадлежавшие нам компании банкротились, — от этого никто не застрахован. Но, насколько я знаю, в нашей индустрии не было ни одного случая системных махинаций или злоупотреблений менеджеров. Почему? Потому, убежден я, что мы, как менеджеры-владельцы, создаем и защищаем ценность наших компаний. Индустрии частных инвестиций следует гордиться своим послужным списком».

Кравис заходит так далеко, что предлагает поделить фондовый рынок на две части: в одной будут доминировать частные инвестиции, компании с безукоризненным управлением, менеджеры, с неослабным вниманием блюдущие интересы инвесторов, четкое выполнение фидуциарных обязанностей, а в другой — публичные компании, в которых интересы акционеров подчинены интересам не только менеджеров, но и многих конфликтующих между собой поставщиков услуг, получивших доступ к корпоративным капиталам.

Может, так и будет, но я с трудом представляю, кому менеджеры-владельцы собираются продавать свои доли в столь великолепно управляемых ими компаниях, если публичный рынок придет в упадок, который пророчит Кравис. Как будут оцениваться опционы в закрытом мире частных инвестиций? Как будут начисляться бонусы в отсутствие рыночной цены акции? Если противопоставление между работающим как часы рынком частных инвестиций и раздираемым конфликтами публичным рынком сохранится, разве не придут инвесторы в конце концов к выводу, что все акции на публичном рынке — мусорные?