Олег Рашидов - Сколково: принуждение к чуду

Казалось, для того чтобы эти сказки сделать былью, руководители страны приложили немало усилий. По всем формальным признакам, к 2010 г. в России были созданы все возможные инструменты поддержки и развития инноваций. За них в стране отвечали Комиссия по модернизации и технологическому развитию экономики при Президенте, Правительственная комиссия по высоким технологиям и инновациям, Совет при Президенте по развитию информационного сообщества. Над проблемой работали четыре федеральных министерства — образования и науки, экономического развития, связи и коммуникаций, промышленности и торговли. Работали институты развития, созданные государством: РОСНАНО, Российская венчурная компания, Фонд развития малых форм предприятий в научно-технической сфере, региональные венчурные фонды. В России существовали четыре технико-внедренческие зоны, созданные для поддержки инноваций, строились технологические парки. За период с 2007 по 2010 гг. государство выделило на формирование инновационной среды в стране порядка 233,59 млрд руб . [7] ForbesJu Иван Стербигов. «Сколько государство потратило на модернизацию». 12 июня 2010 г. Во многих российских университетах преподавали специальный предмет — инноватику. На тему инноваций писали статьи, книги, защищали диссертации. Десятки институтов работали над инновационными стратегиями.

Больше всего эта странная система походила на пеструю ширму, которая скрывала либо что-то очень важное, но недоступное пониманию, либо полное отсутствие чего-либо вообще.

…ЗА ДЕСЯТЬ ЛЕТ до визита российских чиновников в Бостон бизнесмен Анатолий Карачинский уже придумал, как все исправить в России.

Но прежде инженер-системотехник сумел построить высокодоходную компанию, которая работала по мировым корпоративным стандартам, имела серьезных клиентов, успешно привлекала иностранные инвестиции и вынашивала амбициозные планы по выходу на международные рынки. Компания IBS, начинавшая 1992 г. с автоматизации Сбербанка, к 1998 г. стала лидером в сегменте IT-консалтинга и бизнес-приложений.

На взгляд Анатолия, все, что происходило за пределами офиса IBS, было неприятным и циничным. Люди в основном возили товары из-за границы, при этом обманывали государство и не платили налоги. Анатолий справедливо считал, что это неправильный путь развития и страна, которая сумела отправить человека в космос, должна более серьезно использовать свой интеллектуальный и креативный потенциал.

Самым простым способом задействовать его Анатолию Карачинскому казалось программирование. В те годы у всех на глазах пышным цветом расцвел индийский феномен, который явил всем развивающимся странам пример, как сделать шаг на пути к инновационной экономике. Разработка на аутсорсинге программного обеспечения для крупных западных корпораций была очень перспективным бизнесом. Уже тогда индийские компании, собранные в технопарки, зарабатывали на офшорном программировании 10 млрд долл. в год.

«Деньги, которые зарабатывают компании на экспорте интеллектуальных продуктов, принципиально отличаются от денег, которые получают от экспорта сырья, — объяснял Карачинский. — В себестоимости нефти доля заработной платы колеблется от 3 до 10 %, все остальное идет на добычу и обработку последующей тонны. У интеллектуальных компаний доля заработной платы в себестоимости продукта составляет от 60 до 80 %. Каждый доллар, полученный от интеллектуального экспорта, равен примерно 7–8, вырученным от продажи сырья. Значит, 10 млрд „интеллектуальных долларов“, которые получала Индия, по уровню воздействия на экономику равнялись 70–80 млрд долл. сырьевых» [8] Беседа автора с А. Карачинским, июль 2011 г. . В конце 1990-х гг. Россия зарабатывала на экспорте нефти 120–130 млрд долл. в год.

Тогда Анатолий Карачинский не был до конца уверен, что с индусами можно конкурировать. Чтобы попробовать, он создал в 1999 г. дочернюю компанию Luxoft.

«Нам не хватало опыта в маркетинге и продажах, но профессионализм и креативность наших программистов были, несомненно, выше, — вспоминал бизнесмен. — Мы стали быстро расти и забирать у индусов контракты. Стало понятно, что за пять лет российский IT-рынок программирования вполне мог достичь объемов экспорта в 10 млрд долл. Главное — правильно выстроить механизм его работы».

Анатолий Карачинский вместе с партнерами провел масштабное социологическое исследование. Выяснилось, что у этого процесса несколько драйверов. Во-первых, правильный налоговый режим. Во-вторых — это жилье. Беда России в низкой мобильности трудового населения. «В России было очень много хороших ребят, которые жили в тех местах, где не было достойной работы, — объяснял Карачинский — Например, в Томске с его 600-тысячным населением шесть университетов. Понятно что 80 тысячам студентов, которые ежегодно заканчивали эти вузы, найти работу было очень сложно. Переезжать в Москву — дорого. Жилье тогда, в основном, строилось элитное. Ни один нормальный программист, получающий 1500 долл., не мог себе позволить купить квартиру, которая стоила 50–60 тыс. долл. И третий драйвер — миграционная политика. Тогда был шанс, упростив процедуру получения гражданства, „перетащить“ хороших специалистов из Украины, Белоруссии, Молдавии».

Вывод был следующий — создать специальное место, недалеко от Москвы, c жильем, налоговыми льготами, обеспечить мощный приток иногородних кадров. Так возник проект, получивший название «Русский центр программирования».

«Мы понимали, как построить дома, чтобы приезжий программист мог купить квартиру по ипотеке, — вспоминал Карачинский. — Надо было внести поправки в законы, которые позволили бы продавать землю на конкурсах не тем, кто дороже заплатит, а тем, кто дешевле построит, потому что это — социальный проект. От государства требовалось принципиальное решение о том, что такой проект запущен, сделать налоговые послабления и обеспечить инфраструктуру — инженерные коммуникации, построить школы, детские сады и больницы».

Задумав свой проект, Карачинский не стал обходить с ним инстанции, размещать его в Интернете, рассчитывая тем самым привлечь общественное внимание. Он даже не позвонил знакомым журналистам. Анатолий собрал свои предложения в папку и прямиком отправился на прием к тогдашнему президенту России Владимиру Путину. На дворе был 2001 год.

Президент отнесся к проекту русского Бангалора с недоверием.

«Было трудно его убедить, что это нужно не мне лично, а стране в целом, — вспоминал бизнесмен. — Помогло то, что в окружении президента и в правительстве оказалось много людей, которым идея очень понравилась, и они искренне постарались помочь».