Сергей ГОРОДНИКОВ - НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

В древнегреческих полисах неуклонно росло недоверие между расширяющими торговые, финансовые сделки коммерческими спекулянтами, олигархами и членами гражданского сообщества, семьями ремесленников и земледельцев, и это недоверие с течением времени превращалось в непримиримую политическую враждебность. История полисов не знала исключений из такого правила. Проявлялась данная враждебность в смутах и в кровопролитной борьбе за государственную власть. В полисах устанавливалось либо олигархическое правление, беспощадно подавлявшее общественную политическую, в том числе и демократическую оппозицию. Либо побеждали общественные политические, демократические силы, которые при необходимости расправлялось с наиболее одиозными олигархами, остальных жёстко подчиняли общественному политическому надзору, а после изъятия значительной доли богатств на общественные нужды, облагали общественными повинностями и требованиями уничтожения долговых расписок членов полиса. Сама политическая общественная власть полисов сложилась вследствие роста противоречий между участниками общественных производственных отношений и олигархами, из-за их ожесточённого политического, диалектически взаимозависимого противоборства, наглядно являющего пример единства и непримиримой борьбы противоположностей.

В основе столь антагонистических внутренних противоречий между олигархами и политическим полисным сообществом лежало развивающееся противоречие между производственными интересами подавляющего большинства демоса и спекулятивно-коммерческими интересами, наиболее определённо выраженными в среде олигархов. В политике демократическое сообщество вдохновлялось полисным патриотизмом. Тогда как олигархи всегда готовы были к предательству патриотических настроений демоса и к опоре на наёмные вооружённые отряды, на чиновно-полицейский произвол, на внешние государства и силы, лишь бы превращать государственную власть в средство обслуживания, защиты и продвижения своих асоциальных спекулятивно-коммерческих интересов, дающих им средства для личной борьбы за биологическое выживание. Среди олигархов и зародилось космополитическое мировосприятие, как объединяющее их для борьбы за государственную власть, политически оправдывающее такую борьбу. Власть олигархов всегда была шаткой, так как коммерцией, торговлей и ростовщичеством, могли жить только несколько процентов от общего числа граждан полиса, и это меньшинство было единственной средой, которая поддерживала олигархическое правление. Поэтому олигархические силы всегда стремилась предельно ослаблять значение представительных собраний и укреплять чиновно-полицейские учреждения власти, стараясь набирать в них всевозможных наёмников.

Полисное производство нуждалось во внешних рынках сбыта товаров и завоза сырья, оно не могло развиваться без широкой торговли, в том числе без двигающих торговлю крупных торговцев и ростовщиков заимодавцев. И в политической экономии вопрос стоял следующим образом. Для успешного развития экономики полиса нужно было посредством демократии жёстко подчинить интересы коммерции интересам ремесленного и сельскохозяйственного производства. Что и происходило там, где условия и географическое положение способствовали подъёму городских производственных интересов. Но победа демократии в полисе не означала окончательного разрешения противоречия между демосом и олигархами. Рост средств и возможностей осуществления торговли позволял олигархам увеличивать свою собственность за пределами полиса, превращаться в посредников в торговле между полисами, с другими государствами и племенами. Рост экономического развития полиса делал олигархов всё менее зависимыми от торговых сделок в этом полисе, и демократическому сообществу отдельно взятого полиса, даже очень крупного, каким были Афины, подчинять их интересы своим производственным интересам становилось всё сложнее.

Второй угрозой демократии были сами основы повышения интенсивности хозяйственной деятельности. Интенсивным производство становилось не только из-за совершенствования орудий труда, ибо орудия труда становились таковыми, когда появлялся источник внешней энергии, а им выступал главным образом человек. Поэтому рост производства зависел от расширения использования рабов как живых орудий труда, имеющих биологический источник движущей ими энергии, позволяющей пользоваться неживыми орудиями труда для той или иной деятельности, – в том числе военной, через использование рабов на морских судах. Однако один раб не мог делать больше того, что дано человеку природой, и энергетическая отдача от одного раба была ограниченной. Чтобы непрерывно наращивать объёмы своего производства, хозяину необходимо было увеличивать численность занятых в производстве рабов. Польза же от увеличения численности рабов в полисе имела свои пределы. При росте их численности возрастали сложности сохранения над ними действенного надзора со стороны демократического сообщества, что несло опасности массового неповиновения со стороны рабов, способного расшатать основания полисного хозяйства и устойчивость власти. Выход из указанного противоречия был таков. Во-первых, увеличение производства за счёт расширения рабского труда в одних, самых успешно действующих, самых капиталистически прибыльных семейных хозяйствах должно было происходить при сокращении рабовладения в других. Во-вторых, для укрепления государственной власти, для её устойчивости необходимо было расширять учреждения военного и чиновно-полицейского управления, наделять их всё большими правами, призванными защищать в первую очередь самых успешных семейных собственников, имеющих наибольшее число рабов. Однако соответствующее развитие событий подрывало дух единства сообщества, его способность сообща удерживать максимальное число рабов в повиновении и оказывать политическое противодействие выразителям спекулятивно-коммерческих интересов, олигархам. Самые богатые граждане получали средства для расширения личного потребления, тогда как беднеющие, теряющие собственность сограждане не могли содержать семьи. И то, и другое влекло за собой падение рождаемости, рост индивидуализма, разложение социальных общественных связей.

Уже накануне греко-персидских войн успешное экономическое развитие демократических полисов за предшествующие столетия привело к тому, что угрозы демократии со стороны олигархов и рабов возросли, и борьба этих полисов за своё политическое и экономическое будущее побуждала их к созданию союзов для защиты демократической власти в каждом из них. Союзы демократических полисов должны были обобщать возможности укрепления рабовладения, но главное, противостоять росту самостоятельного влияния олигархов, чтобы защитить господство производственных интересов, которыми жило большинство, над коммерческими интересами меньшинства. Этому способствовала и приобретающая вполне определённые цели политика Пелопонесского союза земледельческих городов-государств со слабо развитым ремесленным товарным производством, союза, возглавляемого могущественной Спартой, которая стремилась везде насадить и поддерживать выгодные и покорные ей олигархические режимы, готовые нанимать спартанцев для подавления внутреннего сопротивления полисных сообществ. После победы над персами, изгнании их из Европы и прибрежных греческих государств Передней Азии, развернулось военное противоборство демократических Афин и земледельческой Спарты за гегемонию в Древней Греции. Это противоборство требовало огромных средств, которых не было у хозяйственно слаборазвитой Спарты, и родовая знать в Спарте волей-неволей стала непрерывно углублять связи с олигархами других полисов, а, беря у них займы, сама заражалась олигархическими интересами. В отсутствии же внутренних средних имущественных слоёв городских собственников олигархические интересы поощрения безмерного потребления разложили общественную социальную этику и мораль спартанской знати и всех спартанцев быстрее и основательнее, чем имело место в Афинах и других полисах с традициями демократического самоуправления.