Сергей ГОРОДНИКОВ - ВЕЛИКОДЕРЖАВНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАЦИИ

Демократизация избирательной системы, которую стал упорно проводить премьер-министр Джолитти, привела к тому же, к чему в своё время привёл созыв Генеральных Штатов в королевской Франции. Мелкая и средняя буржуазия стала быстро объединяться под лозунгами гуманитарного либерализма. Она ускоренно училась осознавать себя особой и влиятельной политической силой, организовываться по всей территории страны и выступать с радикально либеральных позиций борьбы за Права Человека, за отмену всяческих феодальных привилегий. На выборах в представительные собрания её поддержали большинство городского населения, вследствие чего она предстала главной политической силой в парламенте страны, революционно меняя его значение. Так в Италии началась ползучая буржуазно-демократическая революция. Однако происходила она в хозяйственно-экономических и политических обстоятельствах первых десятилетий двадцатого столетия, что наложило свой исторически самобытный отпечаток на ход её развития.

Одним из таких обстоятельств было то, что предшествующая индустриализация обеспечивалась сильной бюрократической властью, и аппарат этой власти стал разрушаться постепенно, не позволил взорвать и смести отжившие государство и правящий класс разом, как было сто двадцать лет до этого во Франции. Правящий класс и король Италии признали реальности, стали под них подстраиваться, пытаясь обуржуазиться. В то же время пролетариат и рабочий класс, как значительный социальный слой горожан, выступили самостоятельной политической силой, со своей социалистической партией и собственной марксистской идеологией, во многом чуждой либерализму, и буржуазия не смогла их произвольно использовать в собственных целях и интересах.

Поэтому буржуазно-демократическая революция в Италии проходила гораздо мягче, чем Великая французская революция. Становление буржуазной власти в ней вынужденно сочеталось с непрерывным отмиранием феодально-бюрократического государства, – и смена правящего класса и форм собственности растянулась на исторический этап в несколько десятилетий. С одной стороны, символы прежнего государства, как то, чиновничья машина и армия, удерживали индустриальные производственные отношения от быстрого обвала. Но, с другой стороны, они оставались по своей сути феодально-бюрократическими и не в состоянии были организовывать производительные силы страны в новых условиях хаотического и анархического подъёма как народно-патриотической, в том числе религиозной, так и буржуазной политической активности.

Производительные силы при таком мучительном вырождении старой государственной власти год от года деградировали, выпускали недостаточно потребительских товаров. Это создавало благодатную среду для ничем не сдерживаемой спекуляции и ростовщичества, казнокрадства и коррупции. Буржуазная власть укреплялась только по мере роста спекулятивных капиталов в торговле и в банковской сфере, постепенно преобразуясь в диктат коммерческого политического интереса, который приводил к неумолимому вовлечению экономики Италии в единый капиталистический рынок с четырьмя буржуазно-национальными государствами Европы и Северной Америки. Хозяйственная интеграция в мировой капиталистический рынок показывала неспособность итальянской товарной продукции конкурировать с американской, английской, французской, голландской. Это наносило дополнительный удар по внутреннему производству и упрочивало буржуазный характер власти, как власти выразителей настроений коммерческого космополитизма и вне общественного эгоистического индивидуализма «волков». Влияние коммерческого капитала утверждалось в парламенте и в правительстве, в среде знати через вовлечение знати, бюрократии и части депутатов в спекулятивные банковско-торговые операции и в казнокрадство, в отмывание незаконных, преступных доходов посредством коммерции.

Первая мировая война, в которую Италия после колебаний правительства и основных парламентских партий вступила на стороне Антанты, создавала возможности для огромных злоупотреблений чиновничества, она окончательно разложила их мораль, парализуя исполнительную власть как таковую. В стране воцарялись хаос и анархия. Они только усиливались после происшедшей в России в октябре 1917 года большевистской и левоэсеровской народно-патриотической контрреволюции, в течение которой постепенно утверждалась диктатура партии пролетариата, поворачивающая события в русло великой социальной революции. Русская большевистская партия в полной мере выразила настроения особо зависимого от экономических неурядиц социального слоя низкооплачиваемых рабочих, состоящего из первого поколения втянутых в промышленное производство крестьян, – социального слоя, который на десятилетия стал самым массовым в городах ряда стран Европы и других континентов, переживающих индустриальное раскрестьянивание и промышленную урбанизацию. Военные невзгоды Первой мировой войны ухудшили материальное положение главным образом именно пролетариата, чрезвычайно ожесточили его, и при появлении в России его собственной мировоззренческой идеологии для политической самоорганизации, названной коммунистической идеологией, этот слой во всех странах стал создавать такие же партии и преобразовываться в чрезвычайно организованную, энергичную и самоотверженную силу, нацеленную на собственную борьбу за политическую власть.

Прежние социалистические и социал-демократические идеологии и партии возникали при господстве феодально-религиозных, буржуазно-протестантских и буржуазно-либеральных идеологических насилий, опирающихся на философские мировоззрения соответственно средневекового монотеизма, протестантизма и гуманитарного либерализма. Идеологи и вожди социалистов и социал-демократов первоначально ставили целью вовлечение пролетариата в самостоятельную политическую борьбу за участие в представительном парламенте, делая его лишь соучастником феодально-бюрократических или буржуазных государственных отношений. Созданная же русским большевизмом коммунистическая идеология и партия пролетариата опиралась на собственную мировоззренческую философию глобального саморазвития, позволяющую выстраивать собственные пролетарские государственные отношения с собственным коммунистическим идеологическим насилием.

В условиях Италии, в которой во время Первой мировой войны ускорялся распад феодально-бюрократических государственных отношений, а буржуазная власть либералов вырождалась во власть спекулятивно-ростовщической олигархии, итальянская социалистическая партия оказалась в позорном положении. Она не в силах была предложить квалифицированным рабочим и пролетариату своего видения выхода из общегосударственного кризиса, показывая, что является лишь соучастником политической борьбы чужих государственных отношений, в которых индустриальные рабочие обречёны на политически второсортное, несамостоятельное положение. Она стала терять сторонников в рабочем движении, многие представители которого перебегали к коммунистам. Вырвать квалифицированных и хорошо оплачиваемых, по своей сути уже захваченных мелкобуржуазными интересами, рабочих из влияния идей пролетарского коммунизма могла только новая индустриальная идеология, способная стать идеологическим насилием национально-буржуазной государственной власти. Такой идеологией и стал итальянский фашизм. Его сутью являлось намерение выстраивать национально-буржуазное индустриальное общество «волков» с рациональным обоснованием необходимости в социально-синдикалистском Общественном договоре, в котором учитывается первостепенное значение индустриальных производственных отношений с позиции мелкобуржуазного синдикализма с примесью анархизма.