Ха Джун Чхан - 23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм

Однако к середине XIX века, с появлением крупной промышленности, такой как железные дороги, сталелитейная и химическая промышленность, потребность в ограниченной ответственности стала ощущаться все более остро. Очень немногие предприниматели располагали достаточно большим состоянием, чтобы в одиночку основать сталелитейный завод или железную дорогу, поэтому, начиная в 1844 году со Швеции, за которой в 1856 год последовала Великобритания, страны Западной Европы и Северной Америки, стали все шире прибегать к ограниченной ответственности широко — в основном, это происходило в 1860–1870-х годах.

Тем не менее недоверие к ограниченной ответственности сохранялось. Если верить одной влиятельной работе по истории западноевропейского предпринимательства, даже в конце XIX века, спустя несколько десятилетий после введения общей ограниченной ответственности, в Великобритании все еще косо смотрели на мелких бизнесменов, «которые, будучи владельцем компании и ее действительным руководителем, стремились ограничить ответственность за долги компании посредством оформления общества [с ограниченной ответственностью]» {3} 3 N. Rosenberg & L. Birdzell, How the West Grew Rich (London, IB Tauris & Co., 1986), p. 200. .

Интересно, что одним из первых значение ограниченной ответственности для развития капитализма осознал Карл Маркс, который считается главным врагом капитализма. В отличие от многих современных ему апологетов свободного рынка (а также жившего ранее Адама Смита), которые критиковали ограниченную ответственность, Маркс понял, каким образом она способствует привлечению капиталов, необходимых для только еще складывающейся тяжелой и химической промышленности, сокращая риск отдельных инвесторов. Работая над своим трудом в 1865 году, когда фондовый рынок во многом все еще играл в капиталистической пьесе второстепенную роль, Маркс пророчески называл акционерную компанию «капиталистическим производством в высшем его проявлении». Подобно своим оппонентам — сторонникам свободного рынка, Маркс осознавал — и за это ее критиковал — присущее ограниченной ответственности свойство провоцировать управляющих на чрезмерные риски. Однако Маркс считал указанную тенденцию побочным эффектом мощного материального прогресса, началу которого должно было способствовать это организационное нововведение. Конечно, защищая «новый» капитализм от критики сторонников свободного рынка, Маркс был движим своими, скрытыми мотивами. Он полагал, что акционерная компания — «точка перехода» к социализму, поскольку она разделяет владение и управление и, тем самым, дает возможность уничтожить капиталистов (которые больше не управляют фирмой), не ставя под удар достигнутый капитализмом материальный прогресс.

Пророчество Маркса о том, что новый капитализм, опирающийся на акционерные общества, проложит путь социализму, не сбылось. Тем не менее, его предсказание о том, что новый институт общей ограниченной ответственности выведет производительные силы капитализма на новый уровень, оказалось в высшей степени прозорливым.

В конце XIX — начале XX века ограниченная ответственность существенно ускорила накопление капитала и технический прогресс. Капитализм прошел путь от системы, состоящей из адамсмитовских булавочных фабрик, мясных лавок и пекарен, с десятком наемных работников и управляемых одним-единственным владельцем, до системы огромных корпораций, нанимающих сотни и даже тысячи сотрудников, в том числе руководителей самого высшего звена, и обладающих сложной организационной структурой.

Существовавшие долгое время опасения, связанные с мотивацией руководства обществ с ограниченной ответственностью и заключающиеся в том, что их директора, манипулируя чужими деньгами, будут идти на чрезмерные риски, поначалу не представлялись такой уж важной проблемой. В первое время существования обществ с ограниченной ответственностью многими крупными фирмами руководили харизматические предприниматели — такие, как Генри Форд, Томас Эдисон или Эндрю Карнеги, — которые владели значительной долей компании. Хотя такой директор-совладелец мог злоупотребить своим положением и пойти на неоправданный риск (что они зачастую и делали), этому риску был предел. Владея большой долей компании, они нанесли бы себе серьезный ущерб, приняв чересчур рискованное решение. Более того, многие из подобных совладельцев были людьми исключительных талантов и прозорливости, так что даже их непродуманные решения зачастую оказывались более удачными, чем решения, принятые мотивированными директорами, являвшимися единственными собственниками своего предприятия.

Но со временем харизматических предпринимателей сменил новый класс профессиональных управленцев. По мере увеличения фирмы одному человеку становилось все труднее оставаться собственником существенной ее доли, хотя в ряде европейских стран, например в Швеции, семьи основателей бизнеса (или принадлежащие им фонды) продолжали являться основными держателями акций, благодаря законодательно закрепленной возможности выпускать новые акции, которые при голосованиях учитывались как 10% обычной (как правило, но иногда даже и 0,1%). В результате этих изменений главными игроками при определении путей развития компании становились профессиональные менеджеры, а акционерам отводилась все более пассивная роль.

Начиная с 1930-х годов, все чаще говорят о рождении управленческого капитализма, при котором капиталистов в традиционном смысле — «капитанов промышленности», как называли их в викторианскую эпоху, — сменили профессиональные бюрократы (бюрократы частного сектора, но все же бюрократы). Нарастало беспокойство, что эти наемные управленцы руководят предприятиями в собственных интересах, а не в интересах законных владельцев, то есть акционеров. Утверждалось, что вместо того чтобы максимально увеличивать прибыль, менеджеры максимизируют продажи (чтобы как можно больше увеличить компанию и, тем самым, свой собственный авторитет) и собственные привилегии или, что еще хуже, участвовали в престижных проектах, что преумножало их самомнение, но не доходы компании и ее стоимость (измеряемую прежде всего совокупной рыночной стоимостью выпущенных ею акций).

Были и такие, кто воспринял возвышение профессиональных управленцев как неизбежное, а то и положительное явление. В 1940-х годах Йозеф Шумпетер, американский экономист австрийского происхождения, известный своей теорией предпринимательства (см. Тайну 15), утверждал, что с укрупнением компаний и введением научных принципов корпоративных исследований и разработок, отважных предпринимателей раннего капитализма сменят профессиональные бюрократы-директора. Шумпетер считал, что это снизит динамичность капитализма, но полагал эту смену неизбежной. Работавший в 1950-е годы американский экономист канадского происхождения Джон Кеннет Гэлбрейт также утверждал, что возвышение крупных корпораций, руководимых профессиональными менеджерами, неминуемо и, следовательно, единственный способ противопоставить «уравновешивающую силу» этим предприятиям заключается в увеличении государственного регулирования и в усилении роли профсоюзов.