Вадим Радаев - Экономическая социология

Предлагаемая О. Уильямсоном версия нового институционализма более формальна и принципиально внеисторична. Она рассматривает институты как заданные ограничения. Вопрос о происхождении самих институтов решается новой экономической историей, задачей которой, по выражению ее наиболее видного представителя Д. Норта, является выработка теоретической схемы для анализа исторически обусловленных препятствий на пути экономического роста.

Приверженцы новой институциональной теории в целом придерживаются позиций эволюционного рационализма. Наряду с австрийцами (Й. Шумпетер, Ф. Хайек), здесь необходимо отметить серьезный вклад в эволюционную теорию институтов Р. Нельсона и С. Уинтера, а позднее Дж. Ходжсона [52] Нельсон P., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М: Финстатинформ, 2000; Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М.: Дело, 2003. . Считается, что появление и развитие институтов есть результат их спонтанной самоорганизации, проистекающей из интересов рациональных индивидов. Рынок представляет собой набор институтов, далеко не все из которых повышают экономическую эффективность. В конечном счете конкуренция производит естественный отбор, сохраняя институты, более эффективные в решении экономических проблем. Д. Норт, однако, дополнительно указывает на то, что политическим системам свойственно производить неэффективные права собственности в интересах власть предержащих. Тем самым привлекается внимание к процессу совершенствования институциональных условий. И все же чаще всего новых экономических историков интересуют скорее не сами институты, а то, как они влияют на экономические решения. К нормам же они приближаются с привычными экономическими мерками стоимостных оценок [53] «Правила обычно образуют иерархические структуры, так что каждое следующее изменить дороже, чем предыдущее» (НортД.К. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 79 .

В заключение еще раз взглянем на то, как выглядит человек в новой институциональной теории по сравнению с традиционной неоклассикой.

• Делается явный акцент на действиях индивидов в противоположность действию фирм (предпосылка методологического индивидуализма усилена).

• Индивиды, обладая устойчивыми предпочтениями, максимизируют полезность не только в сфере потребительского выбора, но и во всех своих действиях, включая организацию предприятий (предпосылка о максимизации расширена).

• Способности индивидов приобретать и осваивать информацию ограничены (предпосылки о рациональности и информированности ослаблены).

• Индивиды склонны к оппортунистическому поведению (предпосылка следования собственному интересу существенно дополнена) [54] Уильямсон О. И. Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, 1996. С. 92– 104. К числу значимых фигур институционального направления следует отнести также Дж. К. Гэлбрейта и Р. Хайлбронера. .

Экономический империализм. Изучение эволюции экономической теории подводит нас к следующему выводу: если классическая политическая экономия XIX в. была теорией материального благосостояния, а неоклассическая теория преобразовалась в теорию распределения ограниченных ресурсов, то современная экономическая теория все более превращается в теорию рационального принятия решений. Последнее обстоятельство освобождает ее от непременной связи с хозяйственным процессом как таковым (подробнее см. в гл. 3). Не случайно крепнет стремление утвердить экономический подход в качестве общезначимого объясняющего подхода для всей социальной теории, которое в 1970-х гг. привело к явлению «экономического империализма», т. е. к систематическим попыткам экспансии экономической теории в смежные социальные области.

Одни экономисты не скрывают своих «империалистических» намерений, распространяя экономическую методологию на проблемы дискриминации и преступности, сферы образования и семейных отношений (Г. Беккер), политическую деятельность (Дж. Бьюкенен, Дж. Стиглер), правовую систему (Р. Познер), развитие языка (Дж. Маршак) и т. п. [55] В радикальной форме амбиции «экономического империализма» выражены Дж. Хиршлайфером: «Есть только одна социальная наука. Что придает экономической теории ту наступательную империалистическую мошь, так это истинно универсальная применимость наших аналитических категорий… Таким образом, экономическая теория действительно образует универсальную основу (universal grammar) всех социальных наук» (Hirshleifer. J. The Expanding Domain of Economics//American Economic Review. 1985. Vol. 75. No. 6. P. 53). http://ecsocman.edu.ru)). Другие, напротив, указывают на плодотворность привлечения методов социологии и других социальных наук к анализу экономических проблем. Можно привести примеры «психо-социо-антропо-экономики» другого нобелевского лауреата Дж. Акерлофа [56] Наше интервью с Дж. Акерлофом см.: Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 4. С. 6– 12 (http://www.ecsoc.msses.ru). или влиятельного подхода А. Хиршмана.

По мнению А. Хиршмана (р. 1915), согласно традиционной экономической теории, люди и фирмы действуют на пределе своих возможностей, а в случае провала все, кто могут, покидают «тонущий корабль». А. Хиршман в противовес этому указывает на существование, помимо конкуренции, других механизмов «лечения» последствий неэффективного рыночного поведения. Клиенты и партнеры не только покидают фирму, испытывающую затруднения (вариант «выхода»), но также пытаются активно воздействовать на ее решения в форме прямых протестов (вариант «голоса»). Выбор между экономическим механизмом «выхода» (exit) и политическим механизмом «голоса» (voice) во многом определяется степенью лояльности контрагентов. В итоге А. Хиршман призывает к исследованию рыночных и нерыночных сил как равноправных механизмов [57] «Выход и голос, т. е. рыночные и нерыночные силы, или экономические и политические механизмы введены как два принципиально действующих фактора совершенно равной значимости» (Hirschman А. О. Exit, Voice, and Loyalty: Response to Decline in Firms, Organizations, and States. Cambridge: Harvard University Press, 1970. P. 19). .

В целом некогда «периферийные» направления экономической теории, вторгающиеся в области социологии и других социальных наук, пережили трудные времена. Ныне они намного более благосклонно принимаются сообществом экономистов и начинают претендовать на место в «теоретическом ядре».

Заключение. В большинстве упомянутых выше теорий, при множестве отступлений от исходной модели и разносторонней критике «экономического человека», все же сохраняется приверженность усредненному подходу к человеку, действия которого заданы сетью безличных обменных или контрактных отношений. В конечном счете социальные институты выводятся из некой «натуры человека», или из того, что Ф. Найт (1885–1972) называл «человеческой природой, как она нам известна» («Human nature as we know it»).