В. Автономов - Истоки. Качественные сдвиги в экономической реальности и экономической науке

Согласно Блаугу, можно говорить даже о трех «смежных» революциях: «революции предельной полезности в Англии и Америке, субъективистской революции в Австрии и революции общего равновесия в Швейцарии и Италии» [64] Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. С. 288. . Если же выделять кого-то одного, то, конечно, Менгера: «можно найти значительно больше оснований, чтобы увязать Джевонса и Вальраса скорее с Госсеном, чем с Менгером» [65] Там же. С. 285. . Основания очевидны: Менгер «избегал математических формулировок и, следовательно, непосредственной логики экстремальных задач; он сформулировал второй закон Госсена только в словесной форме и, несомненно, не выделял его… он отвергал теорию ценности на основе издержек… с глубоким подозрением относился ко всем детерминистским теориям ценообразования и подчеркивал явления разрывности, неопределенности и торгов вокруг рыночной цены» [66] Там же. .

Эти особенности унаследовали от Менгера и все последующие представители австрийской школы, что позволило ей сохранить обособленность от неоклассического мейнстрима по сей день. Но очевидно, что субъективизм и отсутствие математики, с точки зрения Блауга, являются недостатками. Не случайно австрийской школе в его книге посвящена лишь глава о теории капитала и процента Бем-Баверка.

Новый подход к проблеме «третьего лишнего» основоположника маржиналистской революции продемонстрирован в статье Уильяма Жаффе, занимающей центральное место в данном разделе. Значение этой статьи в историографии маржиналистской революции столь велико, что ее двадцатилетнему юбилею был посвящен специальный мини-симпозиум журнала «American Journal of Economics and Sociology», материалы которого мы также здесь публикуем. Новизна подхода заключалась в том, что в рассмотрение были введены архивные источники, позволяющие пролить свет на то, как складывалось мнение автора по тому или иному вопросу, какие стадии прошла его теория, в том числе и до своего опубликования. Уильям Жаффе (1898–1980), родившийся в Нью-Йорке в семье еврейских эмигрантов из России, вошел в историю как переводчик на английский язык, исследователь и издатель трудов Леона Вальраса. Именно в его переводе в 1954 г. стали доступны англоязычному, а значит, и мировому читателю «Элементы чистой политической экономии», ранее известные лишь в пересказах и интерпретациях других экономистов. В 1965 г. Жаффе издал результаты своей длительной работы: переписку и неопубликованные произведения Вальраса. Эта работа и послужила источником знаменитой статьи, которую мы здесь помещаем. Узнав историю изысканий Вальраса из первых рук, Жаффе сделал вывод, что их целью с самого начала было решение проблемы взаимозависимости рынков и объяснения относительных цен всех благ, а концепция предельной полезности возникла в конце как вспомогательный элемент для решения этой проблемы. Так, Жаффе исторически уточнил логическую схему Шумпетера, установив, что Вальрас не «поднялся» от предельной полезности к общему равновесию, а наоборот, «спустился» от общего равновесия и достроил недостающую ступеньку в виде предельной полезности.

Напротив, для Менгера (здесь Жаффе ссылается на работу авторитетного австрийского экономиста Эриха Штрайслера) рыночные цены были лишь поверхностным и случайным проявлением более глубоких процессов, детерминирующих индивидуальное поведение экономических субъектов, их отношение к хозяйственным благам. Жаффе подчеркивает специфику позиции Менгера и его учеников, их нежелание абстрагироваться в теории от неопределенности и трудностей получения информации.

Что касается Джевонса, то Жаффе, признавая его временной приоритет в трактовке общих с Вальрасом задач, отмечает, что Джевонс недалеко продвинулся в их решении. Таким образом, Жаффе делает упор на разные контексты, в которых трактуется предельная полезность у Вальраса и Менгера, а Джевонсу отводит роль не слишком преуспевшего союзника Вальраса.

Впрочем, за Джевонса вступилась следующий автор нашего раздела – Сандра Пирт. Она предложила рассматривать Джевонса как союзника не Вальраса, а Менгера. Оба этих автора, отмечает Пирт, изучали сам акт индивидуального обмена, а не сложившуюся систему рыночных цен. Главным же основанием сближения Джевонса и Менгера стала для нее модель человека этих авторов, которая, по мнению Пирт, характеризуется большей реалистичностью, чем у Вальраса. У человека Менгера и Джевонса мало информации, он подвержен заблуждениям. В доказательство того, что такова же и позиция Джевонса, Пирт приводит много цитат. Однако она упускает из виду одно важное различие. Менгер пытался последовательно встроить несовершенство человеческой натуры, и прежде всего неопределенность, в свою теоретическую систему – отсюда, в частности, интервалы, в которые попадают равновесные цены вместо точек равновесия у Джевонса и Вальраса. Что касается Джевонса, то единственное место, где он пытается включить даже не неопределенность, а исчисляемый риск в свою систему – это его формулировка второго закона Госсена, в которой участвуют не только полезности, но и вероятности [67] История экономических учений / под ред. В. С. Автономова, О. И. Ананьина, Н. А. Макашевой. М.: ИНФРА-М, 2000. С. 206. . Но здесь он следует за Бентамом и предполагает, что эти вероятности известны человеку, принимающему решения. В другом месте, рассуждая о законах, определяющих предложение благ, Джевонс вроде бы делает операциональным еще одно наблюдение над реальной человеческой природой: вначале человеку доставляет радость его труд и поэтому кривая предельных тягот его труда на определенном участке проходит в области положительных значений и только потом принимает привычную форму [68] История экономических учений. С. 209. . Но точка, в которой наблюдается равенство предельной полезности изготовляемых благ и предельных тягот труда находится на том участке этой кривой, где предельные тяготы имеют отрицательное значение и растут (по абсолютной величине), так что конкретизация модели человека заявляется, но не работает.

В целом же Джевонс, как пишет С. Пирт, действительно признает существование многих реальных свойств человека на практике, но считает, что науку можно построить, только если ограничиться исследованием немногих интересующих нас факторов (об этом пишет в своем комментарии Ф. Фонтен).

В заключение можно сказать, что споры о дегомогенизации и регомогенизации тройки основоположников маржинализма показывают нам, что историография экономической науки так же зависит от поставленной задачи и контекста ее решения, как и сама экономическая теория.