Юрий Асеев - Русский мир: анализ состояния, проблемы

Это отсутствие резкой социальной отграниченности малороссийского казачества от других общественных классов продолжается и в позднейшею эпоху, когда казачество становится революционным элементом. Один из предводителей казацкого восстания 1590-х годов, Шаула, был черкасским мещанином, и притом не из бедных, судя по тому, что у него занимал деньги Киево-Печерский монастырь. В Киеве, по поводу того же восстания, было конфисковано несколько домов, принадлежавших казакам-«здрайцам» (мятежникам). Но теснее всего казачество было связано, конечно, с землевладением. В XVII столетии земельная собственность становится даже социальной основой для партийной группировки казачества. Когда впервые введен был реестр, т. е. сделана попытка ограничить казацкие привилегии сравнительно небольшим, тесным кругом более зажиточных казаков, держались относительно польского правительства лояльно, «дуки», – партия, к которой «принадлежали, главным образом, казаки богатые». «Между ними бывали в те времена богачи, что могли смело равняться с земянами; некоторые были шляхетского происхождения. Им было что терять, и они должны были оглядываться на польское правительство». Иначе совсем относились к этому последнему «нетяги», казаки бедные, для которых козакованье было промыслом: «запрещение грабежей для них было отобранием главного источника дохода».

Колонизационная подкладка русско-польской борьбы и сделала главным театром ее не верховья Днепра, стратегически наиболее важные для Московского государства, а земли к востоку от его среднего течения – «левобережную Украину», нынешние Черниговскую и Полтавскую губернии. Борьба с Польшей в XVII веке стала борьбой за Украину. Национальная по форме, национально-религиозная по своей идеологии, в сознании самих боровшихся, борьба эта была, в сущности, социальной. Боролись два типа колонизации – воплощенные в двух общественных группах: казачестве, с одной стороны, крупном землевладении – с другой. Так как первое рекрутировалось преимущественно из людей русского языка и православной веры, а представителями второго были люди польского языка и польской культуры – католичество же в Польше этой эпохи стало чем-то вроде сословной религии всех людей «порядочного общества» и «хорошего» происхождения, – то национально-религиозная оболочка происходившей здесь классовой войны была довольно естественна. Ее не приходилось выдумывать позднейшим ученым, как это в значительной степени случилось с дворянско-посадским восстанием, закончившим Смуту. Но более плотная и прочная, чем в Московском государстве начала века, это была все же лишь оболочка. Казак ненавидел польского пана, потому, что ему, мелкому землевладельцу-хуторянину, не было больше места среди росших со сказочной быстротой и отовсюду надвигавшихся на казацкую землю панских фольварков. А московский помещик потому оказывался союзником этого казака, что он и сам в этих местах был таким же мелким землевладельцем-хуторянином, как и казак, значит, и таким же, как он, социальным врагом панских латифундий. Что в борьбе приняли деятельное участие пробивавшиеся в казачество верхние слои поспольства (посполитый – общенародный), крепостного крестьянства, это было опять вполне естественно так же естественно, как и то, что в 1606–1608 годах крепостное крестьянство боярских вотчин шло рука об руку с мелкопоместными дворянами. Но и там, и тут союз был до поры до времени. Когда враг был выбит с поля, все пришло в норму: казачество осталось казачеством, поспольство – поспольством, и даже тот факт, что казацкие старшины стали уже настоящими помещиками, не дал ничего нового: и в начале века казацкие атаманы ни к чему так не стремились, как к тому, чтобы стать важным элементом господствующего класса.

В целом малороссийское казачество состоялось; оно стало представлять собой мощную вооруженную силу. Оно состояло из городовых казаков, делившихся на полки по городам, в уездах которых казаки владели землей подобно городовым дворянам и детям боярским в Московском государстве (полк Переяславский, Миргородский и др.), и из запорожцев, образовавших под командой выборного кошевого атамана вольное боевое товарищество, средоточием которого служила укрепленная Сечь за днепровскими порогами. Польское правительство старалось усилить свою власть над казачеством, ограничить его число. Казаки сопротивлялись, но их восстания за казацкую свободу, начавшиеся в конце XVI века, встречали поддержку в порабощенном крестьянстве и во всем гонимом православном населении юго-западной Руси, получали характер борьбы за веру и народность, становились делом национально-религиозным. Долго казаки не имели удачи, пока не стал во главе их Богдан Хмельницкий.

Цель данного параграфа заключается в том, чтобы проанализировать объективно и всесторонне процесс формирования личности человека, казака, представителя имущественного сословия. Показать, как в сложных и противоречивых условиях развития нового государства – Речи Посполитой – идет борьба внутри господствующего класса между королевской знатью и польскими панами за власть, правами и обязанностями, вытекающими из конкретного законодательства страны. Какую роль в этой борьбе играли субъекты жизнедеятельности общества и государства Речи Посполитой: религиозные взгляды православных и католиков, народные массы (крестьяне-хлопы, чернь, зажиточное и рядовое казачество, Запорожская Сечь, церковь и т. д.). Проследить, как в этой сложной и противоречивой жизни формировался Богдан Хмельницкий в качестве крупного национального героя, военного и государственного деятеля, патриота и защитника интересов рядового казачества и народных масс в их борьбе за свободную Украину.

Знакомство с богатым фактическим материалом по русской истории XVII века, помещенном в девятом и десятом томах «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева, помогает современному читателю ознакомиться с важнейшими историческими событиями первой половины XVII века, но его осмысливание требует критического отношения к мировоззрению и методологии автора.

Соловьев не мог, однако, не заметить, что позиция народных масс оказывала решающее воздействие на ход событий, как это имело место, например, при заключении Зборовского соглашения 1649 г. Участие «черни» в движении он традиционно трактует отрицательно, живописуя «разбой» казаков. Характеризуя Богдана Хмельницкого, давая оценку его политики и военных действий в 1654–1657 гг. он предлагает «смотреть на Хмельницкого прежде всего как на козака», не способного к политической деятельности, «казацкий характер» которого якобы проявился в непоследовательности, импульсивности его действий, что искажает облик и значение деятельности вождя освободительной войны украинского народа. Такую характеристику крупнейшего русского историка С. М. Соловьева («не мог, не заметил») дает нам советский период. Но этот период, к счастью, давно закончился. Поэтому мы рассматриваем личность Богдана Хмельницкого так, как его излагает сам С. М. Соловьев.